– «Что пугаешь нас, рогатый? Неча взять с нас, небогаты».
– «Не меня ли вы искали? Я пришёл, а вы не ждали?»
Оробели бедняки. Кажут чёрту кулаки.
– «Отдавай-ка мне Мартына и не жди семь лет ты сына. А как срок-от истекёт, в полный разум он войдёт». Заключили договор, чтоб не вышел после спор. И в уплату за ученье Чёрт потребовал уменье опознать, всего лишь, сына, разлюбезного Мартына. Попрощались и пропали, в преисподню, видно, пали. Приуныла тут старуха:
– «На меня опять проруха!»
Делать нечего, смирилась, хоть слезами и умылась. Ждёт-пождёт седьмой-от год. Срок прошёл, она бредёт на заветную могилку выручать сынка, Мартынку. Села, охать принялась. Тут землица поднялась. Вылетело семь скворцов, прежде ражих молодцов. Чёрт чинит вдове допрос, у него один вопрос:
– «Узнаёшь ли ты Мартына, своего родного сына?»
– «Где ж узнать его средь птиц, нет у них привычных лиц».
– «Ну сама ты виновата, что глупа и простовата. Приходи в другой ты срок, а пока давай зарок, что коль снова не узнаешь, от меня навек отстанешь. Эй, горластые скворцы, вы, несносные юнцы! Поклевали „лёгкий хлеб“? Полезайте-ка вы в склеп! Я, друзья, вас обучу лишь тому, чего хочу!»
Тут злодей захохотал и из виду весь пропал. Вновь вдова не спит ночами. Накачал ей чёрт печали. Поневоле поумнела, поневоле присмирела. Стала думать да гадать, как ей сына опознать:
– «Коли б я была как птица: воробей иль там синица, по-пичужьи б говорила, поняла б, кто сердцу милый».
– «Ой, беда, беда, беда! Ох, податься мне куда за подмогой иль советом? Не в ладу я с целым светом».
Стала бедная старушка слушать птиц: поёт кукушка, та старательно считает все «ку-ку», затем смекает, что осталось жить немного и спешит опять в дорогу. Вот в кустах трещит сорока, не понять нельзя – тревога! Вот, что значит этот стрёкот, птицу слышно издалёка. Ближе к ночи станет жутко. Крикнет сыч, пугая в шутку. Захохочет на дубу. Загудит в свою трубу. Утром радуются птицы: вот воркует голубица, вот трезвонит воробей, распевает соловей. Много вызнала вдова, учит птичие слова. Как-то ей пришла на ум тяжелейшая из дум: ей ль тягаться с хитрым Чёртом? Лица мальчуганов стёрты. Обернёт он их зверьём, ящеркой иль муравьём…
– «Ой, беда, беда, беда! Ох, податься мне куда за подмогой иль советом? Не в ладу я с целым светом».
Глядь, идёт путём навстречу старый дед с сумой заплечной. С длинной белой бородой, с гривою, как лунь, седой. В скромном, нищем одеянье, тянет руку к подаянью, шепчет истово молитву, со грехом вступая в битву.
– «Богомолец, сделай милость, попроси, чтобы свершилось надо мною Божье чудо, без подмоги мне так худо! Чтобы слыша голос птичий, знала звуков я различье, понимала б ход беседы, тайный смысл могла разведать! Чтобы, слыша вой звериный, или гадкий свист змеиный, иль жужжанье комара, все слова понять могла. Мне ж не абы для чего, для сыночка моего, что попал в темницу к чёрту, и томится среди мёртвых».
Ах-ах-ах, и разрыдалась. Слёз сдержать и не пыталась.