В голосе Никиты не было злости, проскальзывала даже некая веселость.
– Ты беги, а то новый романс пропустишь!
Вику душили слезы.
– Да не нужны мне романсы, не дури, все же хорошо! Сейчас поедем с ребятами в Китаеву пустынь, как и собирались.
– Что-то мне расхотелось по монастырским местам да еще на велосипедах. И в театральных посиделках ваших участвовать тоже надоело, смотреть, как убогие интеллектуалы заглядывают в рот второсортной актрисе.
– А ты, оказывается, не любишь людей?
– Да, я не люблю людей, – уже кричала Вика, – я люблю тебя!
– Тогда останься.
Лицо Вики пугающе отталкивало.
– Я люблю тебя не настолько, чтобы слушать русские народные песни.
– Я понял. Поступай, как знаешь!
Никита резко развернулся и пошел к дому. На площадке у дома уже танцевали. Маша с Олегом выдавали чарльстон.
– Ник, ты пропустил такой степ! – орал слегка захмелевший толстяк, давний приятель Олега и Лены, занимающийся ресторанным бизнесом в славном городе Одессе.
Он приехал на несколько дней проведать родителей и по случаю выбрался к друзьям.
– Сашуль, мы сейчас все наверстаем! – подхватил владелец винного бутика. – Маэстро, музыку!
Гена и Саша – два неразлучных школьных друга – стали лихо отбивать чечетку на террасе. Этот козырный номер исполнялся не раз на всех днях рождениях и сборищах, но от этого он нисколько не терял своей прелести и актуальности.
– Прошу на бис! – кричал Никита.
Встреча друзей переходила в фазу крещендо. Велопробег решили оставить до лучших времен. Всем было хорошо и весело здесь, у цветущих кустов сирени и ломящего от яств стола. Народ дружно шел в пляс. Вино лилось рекой, все братались. На огонек прибывали все новые люди. Подоспела еще одна порция шашлыков.
Никита изо всех сил пытался войти в ритм праздника, но злость мешала ему искренне включиться во всеобщее веселье. И причиной этой злости была его девушка. Ее странные перепады настроения начинали выводить его из равновесия. Последнее время он не понимал, чем руководствуется в своих поступках Вика. Внешне ничего не изменилось: он по-прежнему любил и хотел ее, оберегал от житейских трудностей, делился с ней всем, что имел. Им было хорошо вместе, но двадцать четыре часа в сутки находиться вдвоем невозможно, однажды начинаешь задыхаться в этой любви. Он даже предположить не мог, что любой, даже просто человеческий интерес к другой женщине, будет вызывать у его возлюбленной гнев.
«Но ведь такого раньше не было», – говорил он себе и врал: он не мог быть объективным, ведь раньше в их мире не существовало ни женщин, ни мужчин, были только он и она, хотя они встречались с людьми, ходили на мероприятия и в гости.
Что же получается: они никого не замечали, люди были лишь декорациями в их придуманном мире? И когда декорации стали оживать, их мир начал рассыпаться, как карточный