Все присутствующие грохнули хохотом и чуть не попадали от смеха, завидя амуницию деда Назара. Чтобы не подпалить пятки, дед обул старые валенки. Предусмотрительность не подвела. Небольшой разгон, с явно не крейсерской скоростью, не придал желаемого ускорения. Прыжок-шажок, и одна нога оказалась в костре. Пришлось дедушке ковылять до Агула, чтобы потушить тлевший валенок. Но ноги остались целы! А это главное!
Захар и Пелагея, взявшись за руки, тоже прыгали через костер.
Чуть не до самого утра табунилась молодежь у незатухающего костра. Самые отчаянные лезли в реку купаться. А вода в Агуле и летом ледяная. Но коли девчата такую песню завели, что же остается парням делать. А озорные девчата, знай себе, поют, платочками машут.
Иван Марью
Звал на купальню.
Где Иван купался —
Берег колыхался.
Где Марья купалась —
Трава расстилалась.
Купался Иван
Да в воду упал.
Купала на Ивана!
Лишь под утро проводил Захар Пелагеюшку до дома ее дяди.
Осенью, после того как была сжата и связана в снопы рожь, сыграли свадьбу.
Ох давно это было, ох давно. Сидит Захар, седую голову понурив, вспоминает безмятежную молодость.
Незаметно для Захара подошел к нему Матюша. Любил Захар всех своих внуков, но в Матюше было что-то особое. Пошел он обличьем в своего деда-камасинца, в него, в Захара. И обличьем, и глаз прищур его, вылитый Захар Ашпуров, камасинец из рода Ниги, рода Орла.
Пока матушка Матюши подоила трех коров и проводила их до поскотины, отец сложил сенокосный инвентарь – грабли да вилы, на возок. На возке стоял еще со вчерашнего дня лагушок[22]. В передке лежала кучка свежескошенной травы, служившей в качестве сиденья. Иван, так звали отца Матюши, еще вчера вечером ездил в Медвежий лог, урочище в верстах трех от деревни, чтобы накосить травы для телят и молодого жеребца Гнедка, которому предстояло сегодня везти возок до речки. Сенокос семьи Ашпуровых находился на острове. Остров был вообще-то безымянный, но так как Ашпуровы косили там испокон веку, то сельчане звали его Ашпуровский. Хозяева были похоже не против звучного названия, но сами, чаще всего, говорили только остров, или же просто – наш покос.
За обычными утренними хлопотами прошло с час. Пора завтракать и ехать. Кто рано встает, тому боже подает, часто говаривал Захар. Бога- то он поминал, крещенный ведь, но следовал проверенному временем житейскому принципу других деревенских мужиков – пока гром не грянет, мужик не перекрестится. И кроме того, Захар никогда не забывал, каких он кровей, где лежат истоки его семьи. Сыны и дочь, не особенно-то интересовались прошлым отца-камасинца. Они считали себя русскими, по их матери Пелагее, царство ей небесное.
Марья, так звали матушку Матюши, позвала домочадцев звонким голосом к столу.
– Мужики, айда есть! И поторапливайтесь, не то каша остынет!
Мужики – свекор Захар, муж Иван и сыночек Матюша, не