Часов около четырех дня в «павильоне» собралось шесть человек стариков, кто в традиционной корейской одежде ханбок – широких розовых штанах и кофте с V-образным воротом, желтой жилетке, кто в недорогих европейских одеждах – в брюках, рубашке и куртке. Все разместились в углу большой комнаты, недалеко от входа. Студенты, семь человек, и профессор Юн сразу выставили перед стариками корейскую рисовую брагу макколли в пластиковых бутылках, печенье, сушеные кальмары. Какие песни и предания без бутылочки?
Однако старики не сразу начали петь. Прежде пошли разговоры о жизни: мол, вот в пятидесятые годы не было мужчин, доживавших до 60 лет, а теперь самому старшему – 83. Потом стали говорить о женитьбе: мол, какие симпатичные девушки (студентки) приехали в деревню, и неплохо было бы их поскорее отдать замуж, желательно за местных. А студенты все более настойчиво требовали народных песен. Худые, сморщенные, с лицами темно-шоколадного цвета старики беспрерывно курили и рассказывали об ушедших традициях деревни Чунбан:
– Был раньше в деревне священный холм и источник. И люди пили из него и брали воду, чтобы умыться. И еще собирали с каждого дома немного риса и совершали жертвоприношения духу холма. Но теперь деревня опустела, все молодые в городах. Никто жертвоприношений не совершает…
Я во время этого первого опроса, боясь нарушить атмосферу доверительности между студентами и стариками, ибо вид иностранца в глубинке к откровенности не располагает, уселся в дальнем конце комнаты под остановившимися настенными часами. Тем не менее я тоже потихоньку вытащил микрофончик и попытался записать речи стариков. Вдруг один из них встал, ни слова не говоря, подошел к часам и принялся заводить их, не обращая на меня никакого внимания, словно меня вообще не было здесь. Часы неприятно затикали над головой, создавая заметные помехи аудиозаписи. К счастью, они оказались сломанными и минут через 15–20, к моей величайшей радости, остановились.
Ближе к шести вечера профессор Юн сообщил мне, что сегодня мы заночуем в гостинице, и поэтому нам нужно поехать в уездный центр Чинчхон. Пройдя пару километров по узкой бетонированной дороге, вышли на автобусную остановку. На невысоком деревянном помосте, покрытом линолеумом (некий уличный аналог корейского традиционного пола, на котором сидят), или – проводя параллели с нашей культурой – скамейке для ожидания, сидели трое весьма подвыпивших корейцев, на вид лет 60. Профессор Юн спросил у них направление на город Чинчхон. Один из ожидавших, думая, что я американец, стал грубо приставать, спрашивая, кто я, откуда, сколько лет, а потом вдруг стал говорить, что воевал во Вьетнаме. Интонации