Невидимая стена в коридоре надёжно охраняет выход. Раз в день, ранним утром, Эрикссон убирает её и позволяет пленнику выйти на поверхность и подышать настоящим воздухом. Наверное, можно было бы убежать, воспользовавшись моментом. Но спустя час необъяснимая сила загоняет несчастного обратно в камеру.
Но сегодня не было даже прогулки. Ковыряя ложкой безвкусную серую кашу, Дмитрий Олегович представлял блестящие подносы, фарфоровую посуду, витающий над тарелками аромат жареного мяса, сдобренного приправами. «Скатерть белая залита вином». Да, в сущности, сгодился бы и портвейн, чтобы горло промочить.
Эрикссон возник в углу камеры неожиданно, как всегда, но бывший ученик успел краем глаза заметить какое-то движение, и, обернувшись, увидел, что образ учителя складывается у него на глазах из маленьких разноцветных точек. Последний мазок плюхнулся на рукав – и Ингвар как будто ожил, превратился из голографического изображения в почти настоящего человека.
Казалось, что жара утомила даже мёртвого шемобора: во всяком случае, задания, которые он давал своему подмастерью в последнее время, с каждым разом становились всё однообразнее и скучнее.
– Ну что. Очередной талантливый, но непокорный коллега двинул кони? – ухмыльнулся Дмитрий Олегович, и бодро отодвинул тарелку в сторону. – И мне нужно придумать, как сделать его посмертное существование максимально невыносимым?
– Хорош мерзавец, – сказал куда-то в сторону Эрикссон, – сам отделался лёгким испугом и пожизненной каторгой, а с каким удовольствием обрекает на адские муки тех, кто провинился меньше, чем он сам!
– Начальник, а за что прогулка-то отменилась? – строптиво спросил пленник. – Я вроде хорошо злодействовал.
– Моя бы воля – я бы тебе и завтраки с ужинами отменил. Но, – Эрикссон поднял глаза вверх, – те, кто стоит выше меня, полагают, что так ты быстро скопытишься. А прогулка не отменилась, нет. Она у тебя нынче долгой выйдет.
Следует напомнить, что зелёные хвосты – тайный шемоборский отдел по борьбе с должностными преступлениями – не только занимаются измышлением наказаний для провинившихся сотрудников, но и предотвращают то, что пока ещё можно предотвратить.
– Дельце пустяковое, – сказал Эрикссон, – не надорвёшься. Угодил в ловушку один блистательный работник – не чета тебе, злобному завистливому мальчишке, подбросившему отраву своему учителю. Блистательного работника надо выручать. Это сделаешь ты.
– А что ж это он, такой изумруд яхонтовый, угодил в ловушку, из которой даже я его смогу вытащить? Я у вас вроде бы хожу в неудачниках и двоечниках. Или ветер переменился?
– Не переменился! – оборвал Эрикссон. – Он – внутри ловушки. Ты будешь – снаружи. И ты, мой друг, никогда, никогда в такую ловушку не попадёшь.