Старик укоризненно взглянул на меня и обиженно ответил:
– Я из тех, что родились еще до войны. У нас не принято… не нынешние.
Я покаянно опустила голову.
– Садитесь в машину, потеснимся, – позвала меня женщина.
– Спасибо, пойду к внучке, вдруг она без меня плакать начнет.
– Вам виднее, – одобрил мой выбор мужчина, и уехал.
Я верила и не верила в везение, но простые добрые лица стариков успокоили меня.
Когда трактор подъехал к месту «аварии», наш «жигуленок», виляя, фыркая, чихая и выписывая на снегу живописный рисунок, снова попытался перебраться на дорогу, проложенную грузовой машиной. Но вскоре сердито пророкотав, засипел и испустил дух, закопавшись в непролазном сугробе.
– Хватит пируэты выделывать, мотор загубишь. Ишь как газует, будто из последних сил надрывается. Смотри, огрызается еще, – заливисто и басовито захохотал тракторист, некоторое время наблюдавший представление.
– Крепи мой трос к своей развалюхе, – скомандовал он Валерии. Та безоговорочно подчинилась.
Пока выбирались на трассу, совсем стемнело. Я решила – раз судьба так распорядилась – заночевать в ближайшем от трассы селе у родителей Марии, подруги студенческих лет.
«Дай бог, чтобы они не сменили места жительства», – подумала я, – ведь дома колхозника или гостиницы в их селе может не быть».
И будто услышав мои мысли, тракторист успокоил:
– Гостиницы нет, если не отыщите подругу, я вас к себе на постой отвезу. В любую хату не постучишься в ночи, не старое доброе время. Недоверчивый стал народ. Не волнуйтесь. С дитем на улице не останетесь. А утром мой механик посмотрит вашу машину.
В первом доме, куда постучал наш спаситель, знали Машу и указали ее дом. И вот мы в теплой, светлой комнате. Я предполагала увидеть родителей Марии, а встретилась с самой подругой, которая, уйдя на пенсию, оставила квартиру в городе сыну, а сама переселилась к старикам. Валерия, отужинав, сразу уснула на диване в зале. Внучка тихонько посапывала на раскладушке. От ее огромных ресниц падали на порозовевшие от тепла щечки длинные густые тени. Мы с Марией пили чай на кухне и с удовольствием праздно болтали. Не виделись тридцать пять лет. Только поздравительные открытки слать не забывали друг другу да иногда созванивались.
– Боже мой, боже правый! Ты ли это? – обрадовалась Маша, – Если бы не назвала свою девичью фамилию, не узнала бы!
– Так изменилась?
– Нет, я пыталась найти твое лицо среди моих знакомых последнего десятилетия. Почему ничего не ешь?
– На ночь не рекомендуется, – улыбнулась я.
– Если тебе через час не выходить на подиум, ешь, что хочешь, – рассмеялась Мария.
– Расскажи, как жила эти годы. Наши ночные бдения в общаге помнишь? До утра секретничали, слезами обливали друг друга. Небось, и сейчас слез накопилось, хоть купайся в них? – грустно спросила я, задав таким образом тон и настрой разговора.
Мое