– В-вызовите с-спасателей, – прошептали замерзшие губы.
Бой хотел отключиться, потом прийти в себя и узнать, что все это – дурной сон.
Два из трех его желаний исполнились.
Глава 2
Нужно было нырнуть. Нырнуть за ней.
Не плестись покорно назад. Не позволять вытаскивать себя со льда. Не бросать ее там, совсем одну.
Вот что думал Бой, лежа поверх одеяла в комнате (или палате?), куда его привела ассистентка профессора. Поймав себя на том, что опять размышляет о Динке, Бой попытался отвлечься и огляделся по сторонам.
Дома ему почти не удавалось перепрыгнуть с мысли о сестре на любую другую. Разбежишься, оттолкнешься, полетишь – но соседний обрыв так далеко, что достичь его невозможно. Только хуже себе делаешь: падаешь в какое-то междумыслие, в вязкую жижу альтернативной реальности, и барахтаешься в ней: вот если бы отец не велел взять Динку с собой, вот если бы Темычу не захотелось «Сникерс», а чаще всего – вот если бы я нырнул.
Да, дома он постоянно возвращался мыслями к Динке, к полынье, к этому проклятому дню, застрявшему в сердце, как еда между зубами. А здесь, в незнакомом и непонятном месте, где ничего не напоминало о сестре и ее смерти, у Боя могло получиться – еще не получилось, но могло – немного перевести дух. Перейти с кольцевой, где намотал девять кругов ада, на другую ветку.
Бой прислонил подушку к спинке кровати и, усевшись поудобнее, приказал себе ни о чем не думать. Просто наблюдать.
Одеяло под ним было серое, с синими и зелеными полосками. Шершавое – если вести ладонью в одну сторону, гладкое – если вести в другую. Соседняя кровать, аккуратно застеленная таким же одеялом, пустовала, вызывая волнение и интерес – слабые, почти незаметные, как легкий сквозняк. Между кроватями стояли парта и два стула, в изножьях – тумбочки. На полу поблескивал навощенный паркет. Стены вокруг, окрашенные в бледно-зеленый оттенок, навевали ассоциации с мятной жвачкой и, казалось, чуть-чуть холодили спертый воздух в комнате. Пахло одновременно свежим ремонтом и старым зданием.
У Боя над головой висели большие часы: стрелки показывали без четверти три. На противоположной стене, на хлипкой полочке, размещалась серебристая рамка с расписанием дня: подъем во столько-то, отбой во столько-то, а посредине еще чертова дюжина пунктов. Читать было лень, и взгляд Боя переместился выше. Под потолком торчало что-то наподобие акустической колонки – по крайней мере, Бой надеялся, что это колонка или на худой конец радио, а не замысловатая камера, фиксирующая каждый его вдох.
Стоило признать, что смена обстановки сработала: Бой больше не чувствовал себя роботом. Не чувствовал себя неживым. Он глубоко вздохнул и потянулся. Тело, взбитое кроссовками гиен, предсказуемо отозвалось болью. Бой помедлил, а потом сделал несколько резких наклонов влево и вправо, ловя