Что ты здесь делаешь, Элен Бейкер, зачем тебе все это надо?
Мелкий озноб пробирал все мое тело, зубы противно стучали, создавая иллюзию тепла. Я попрыгала с минуту у лавки номер шестнадцать с воображаемой скакалкой, как делаю это по утрам дома, чтобы разогнать кровь, увы, напрасно. Я пробовала согреться ходьбой, но в морге особо не разгуляешься. Это был небольшой коридор со стеллажами по обе стороны, на которых сиротливо ютились усопшие. Да и сама прогулка в мертвецкой далеко не пляжный моцион – из каждого ложа смотрят на тебя пустые стеклянные глаза мертвяков. Санитары, безразличные к своим непритязательным клиентам, не удосужились затянуть мешки с молнией. Мне хотелось закрыть глазки вон той бабке с полки №7 – уж очень укоряюще взирала она на меня из своего темного угла, но я боялась до нее дотронуться. Маршрут мой, если я не входила в «открывалку», пролегал между параллельными друг к другу полками с возлежащим на них недавним пополнением. Эти, мертвецы были упакованы с головой, но они страшили меня еще больше, чем покойники с открытыми лицами. Я не видела лиц этих затаившихся новичков, и мне казалось, что они чего-то там замышляют в своем унылом одиночестве, хотя умом я понимала, мертвые навредить не могут и страшиться надо живых монстров, которые зверски надругались над мертвой дочерью профессора Глебова.
И вдруг я увидела длинный черный мешок, из которого петлистой струйкой стекала кровь на керамические плиты пола. Должно быть, это несчастный бедолага, который, по словам санитара, попал под колеса автомобиля. И словно в подтверждении моей версии я снова услышала мучительный и протяжный стон. Я замерла в страшной догадке – стоны доносились из этого мешка. Довольно позднее озарение, если принять в расчет, что из мертвого тела кровь не вытекает. Но кто мог поместить живого и, очевидно, тяжело раненного человека в морг? Это уже не игры разума и мозг мой в полном порядке. Передо мной был длинный черный мешок, к которому я должна подойти и открыть его, чтобы увидеть стонущего человека. Я постояла немного, надеясь, что звуки больше не повторятся и мне не нужно будет спасать ожившего покойника. Но через мгновение по мешку прошла лёгкая рябь и ясно послышался протяжный вздох. Сомнений быть не могло, кто-то внутри этого рыхлого пластика был жив и ему требовалась помощь. С трудом сдерживая подступившую к горлу тошноту, я подошла ближе и, нащупав непослушными пальцами замок, потянула вниз. Сердце мое оборвалось, то, что я увидела, потрясло меня: это была Моника Стайл. Я закричала. Лицо моей подруги было покрыто спекшейся кровью, она открыла глаза и прошептала что-то. Мне стало дурно, хотелось кричать, на меня накатывала истерика. Но я взяла себя в руки и приникла ухом к ее устам.
– Микки, – сказала она, – это был Микки, прости, Элен…
Глубоко