– Так, а в школе тебя отпускают?
– Я сказал, что сейчас уже все равно работы активной нет. Спектакль мы с детками показали. Делать, в принципе, уже нечего. Я поработаю лето в филармонии, а потом приду опять в школу.
– Что, так и сказал?
– Да. Так и сказал. Директриса, правда, не поверила. Сказала, что я не приду.
– Правильно.
– Не знаю, Лена, страшно как-то.
– Да что ты теряешь? Школу? Не эта, так другая найдется. На твой век хватит. А филармония, она, знаешь ли, имеет большое преимущество в данном вопросе. Так что не раздумывай. Я тебя поздравляю. Только нас смертных не забывай, когда взлетишь высоко-высоко.
– Хорошо, не забуду.
С учетом того, что Дашка спала, весь этот диалог произносился вполголоса или шепотом. Но какое значение имеет отсутствие голоса, если эмоции бьют через край.
Домой Егор пришел уже в восемь часов вечера, поужинал и сразу лег спать. Думал уснуть, но проворочался до глубокой ночи, несколько раз вставал в туалет. Мать, тоже встававшая в половине первого ночи, начала ворчать:
– Чего случилось-то? Спать надо, а ты все шарахаешься.
– Завтра высплюсь. Мне утром не рано.
– Полуношник.
В половине второго он кое-как все-таки уснул.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОСВОЕНИЕ ПРОФЕССИИ
Тахта с бордовым бархатным покрытием и два стула были завалены афишами. Рядом с афишами в уголке тахты примостился футляр, напоминающий балалайку и пакет с нотами. На разных афишах значились разные программы, и фамилии концертмейстеров были разные, а хозяин афиш был один. И сейчас он ловко перебирал эти тонкие, но широкие листы бумаги, сортировал их по названиям программ, бубнил что-то себе под нос. Невысокого роста, полноватый, гладко выбритый, с черными крашеными волосами, он представлял особый тип еврея, пытающегося всеми силами скрыть принадлежность к своей нации. Это не была рисовка перед публикой, он очень иронично относился к себе и своему творчеству. Может быть, по этой самой причине он не сделал никакой карьеры, не заработал больших денег, хотя приближался по возрасту к пенсии. Уже потом, работая вместе с ним в концертах, Егор понял главную причину всех его неудач. И говорил артист об этом с горькой усмешкой, устало и безысходно. Главной ошибкой был неверный выбор инструмента. Еврей, играющий на русской балалайке – это нонсенс. Но это жизнь. И продолжалась его творческая жизнь довольно долго. Он имел звание заслуженного. У него было много концертов, от которых хотелось отдохнуть, но не было ни сил, ни возможности расслабиться хоть на минуту, хоть на день. И он хватался за каждый концерт, откуда бы не приходил заказ, за любые, самые малые деньги. Были на то причины.
Егор вошел в лекторий в тот момент,