И, говоря о печальных исходах так называемого «лечения», невозможно было не упомянуть о самой страшной доходной статье Домов Скорби – торговле трупами. Тела умерших, по большей части невостребованные, тайком поставлялись в анатомические театры. Увы, прогрессивные требования, выдвигаемые к будущим медикам, схлестнулись с косностью церковных устоев, запрещающих использовать мёртвых на нужды науки, делая исключение лишь для тел казнённых преступников. Однако, несмотря на строгие законодательные нормы, реформа самого института судопроизводства, проведённая бывшим королём, оказалась настолько эффективна, что смертная казнь в королевстве применялась чрезвычайно редко; а меж тем, каждый студент, претендующий на диплом медика, обязан был за время обучения препарировать и изучить minimum два человеческих тела, мужское и женское. Поэтому… спрос на этот скорбный товар многократно превышал предложение, а выгода поставщиков была настолько очевидна! Тщательные допросы персонала Бэдлама позволили выяснить ужасную подробность: порой несчастных пациентов, особенно безымянных либо одиноких и не имеющих покровителей, намеренно доводили – вернее, залечивали – до печального исхода.
Комиссия, посланная Палатой лордов – явная комиссия, официальная! – к легальному расследованию, увы, не успела. В ночь накануне её прибытия Бэдлам вспыхнул, подожжённый с нескольких углов. Уцелел лишь подвал отдалённого флигеля в саду, где спасатели обнаружили полузадохшихся от насытившего округу дыма дюжину несчастных, истощённых до скелетообразного состояния, напуганных до истерики либо до каталептического состояния, но… живых.
Как велось следствие, сколько сбежавших от правосудия так называемых специалистов по душевным болезням поймали и привлекли к суду, да не одних, а с подельниками из обслуживающего персонала – это уже совсем иная история… Захарию Тимоти Эрдмана, самого молодого выпускника Университета королевы Анны такие детали не интересовали. Он верил в правосудие Регента. Судьба изуверов его не волновала. А вот при одном воспоминании о жалких людских оболочках, которые, размещённые со всевозможными удобствами и заботой в госпитале святого Фомы, вряд ли осознавали перемену в своём положении, молодого человека едва ли не колотило от дикой смеси сострадания, брезгливости, презрения к себе и желания помочь.
Но стоило ему в очередной раз погрузиться в справочник с описаниями душевных болезней, бездна на месте человеческого разума казалась ему столь непомерной, что иррациональный страх упасть в неё либо – ещё хуже – встретиться взглядом – заставлял отступить.
Тем не менее, каждый вечер