Что она здесь делает, в чужом мире, в чужой жизни? Занимается ни пойми чем, читает книжечки, старательно пытаясь припомнить чужое прошлое… На кой? Вместо того, чтобы…
***
Закряхтел, захныкал за стеной младенец. Сердито забормотала что-то его мать, звякнуло стекло… Инстинктивно Лика затаилась, будто малейший шорох с её стороны мог потревожить малыша. Опомнившись, перевела дух. Стена-то между палатами, хоть и не капитальная, но и не фанера, добротный кирпич… В одном из углов под потолком когда-то отвалился кусок штукатурки, и теперь из-под него проглядывал характерный рисунок кладки.
Лика прикрыла глаза, унимая очередной приступ паники.
Что-то здесь не так. Должна же быть какая-то логика в её появлении в чужом мире! Вопреки традиционным сюжетам из ныне популярных романов, она… не умирала, это точно! Впрочем, ей приоткрылся лишь крохотный кусочек прошлого; утверждать без сомнения, что она попала в этот мир сразу же, как узнала о болезни брата… ну, несерьёзно, она бы не рискнула. Почему-то всё крепче становилась уверенность, что между этим фрагментом памяти и днём сегодняшним зияет порядочная брешь, которую ещё предстоит заполнить. Была ли в финале этого временного интервала проставлена жирная точка в виде её, Ликиной, смерти?
Не хотелось бы.
Она поёжилась.
Но… и не исключено. Иное тело, в котором она ныне обитает – вот факт, перечёркивающий… скажем так, почти перечеркивающий надежду. Хотя…
Кажется, она всегда была оптимисткой. Потому что даже сейчас подумала: минуточку, а не рано я себя хороню-то, причём буквально? Я же узнала всего ничего; рано делать выводы, рано! Ах, хоть бы ещё кусочек воспоминаний, хоть бы на что-то опереться, зацепиться, ухватиться! Так бы и вытащить всё, как цепь звено за звеном, виток за витком…
…В детстве она упала в колодец.
Воспоминание пришло неожиданное, яркое и… казалось, совершенно не ко времени. Но оно было. Как и когда-то колодец напротив бабушкиного деревенского дома, старый, обложенный вкруговую красным потрескавшимся кирпичом. Одна широкая трещина и целый рой мелких уснащали древний скрипучий ворот, на который виток за витком наматывалась толстая цепь. Она тянулась из скрытых от дневного света колодезных недр, словно от самого земного ядра, сперва сухая, затем мокрая, и вот, наконец, роняя тяжёлые струи и крупные капли с замшелых боков, выныривала тяжёлая бадья… Маленькой Лике не разрешали её перехватывать, да и не удивительно: двухведерная ёмкость, рассчитанная на мужицкие ручищи, запросто утянула бы за собой белобрысую пигалицу. Мелкой разрешали смотреть, давали отпить прямо с края бадьи – ах, какая это была необыкновенно вкусная, сладкая, но холоднющая вода! – но одной даже подходить к колодцу запрещали.
…«С тобой случалось когда-нибудь что-то невероятное?»
«Н-нет, пожалуй…»
«Не торопись. Подумай. Ну же, Ликуша!»
Недоумённое молчание. И…
«Ах, да! Ну да, в детстве… точно, я упала в колодец».
«Расскажи».
«Да