Не хочу, чтобы Джульетта знала о моем прошлом.
Не хочу делиться с ней историями, которые мне самому отвратительны и соответственно окрасят впечатление обо мне. Не хочу, чтобы она знала, какое у меня было детство. Зачем ей знать, сколько раз отец заставлял меня смотреть, как он свежует убитых животных? У меня в ушах до сих пор звучат его крики – он бил меня ногами, если я осмеливался отвести взгляд. Я предпочитаю не помнить часы, которые просидел в наручниках в темной комнате, где звучала запись голосов женщин и детей, моливших о помощи. Это чтобы я вырос сильным, говорил отец. Это поможет мне выжить.
Однако такая жизнь с отцом заставляла меня желать ему смерти.
Я не хочу говорить Джульетте, что знал – отец изменяет матери, он ее давно бросил. Я хотел убить его, мечтал об этом, планировал, надеялся однажды свернуть ему шею с помощью тех самых приемов, которым он меня научил.
И всякий раз я терпел неудачу.
Потому что я слабак.
Я не тоскую по отцу. Я не скучаю по прежней жизни. Я не хочу, чтобы его друзья или воспоминания о нем лезли мне в душу. Но отчего-то его старые друзья не оставляют меня в покое.
Они явились за своим фунтом плоти, и я боюсь, что на этот раз – как всегда – мне придется расплатиться с ними моим сердцем.
Джульетта
Мы с Кенджи в комнате Уорнера (ставшей теперь и моей комнатой) стоим посреди шкафа, и я швыряю в Кенджи одежду, лихорадочно что-то выбирая.
– Может, это? – говорю я, отправляя в полет что-то блестящее. – Или это? – В Кенджи летит новый комок ткани.
– Ты что, вообще в одежде не разбираешься?
Я гневно оборачиваюсь:
– А когда мне было узнавать о тонкостях моды, Кенджи? Когда родители держали меня в изоляции или пока я гнила в психушке?
Он замолкает.
– Ну так что? Которое?
Он поднимает с пола вещи и хмурится:
– Предлагаешь выбрать между блестящим мини-платьем и пижамными штанами? Опять всем надо заниматься самому… Вряд ли что-то будет сочетаться с поношенными теннисками, из которых ты не вылезаешь.
– Ой, – осекаюсь я, взглянув на свои ноги. – Уорнер подбирал мне гардероб еще до личного знакомства… Ничего другого все равно нет – это висит с того дня, как меня привезли в Сектор 45.
– А почему не надеть тот костюм, который тебе шили Алия и Уинстон? – спрашивает Кенджи, приваливаясь к стенке шкафа.
Я качаю головой:
– Его еще не починили, и на нем пятна крови Андерсона. Кроме того, я тогда была другой. Я носила костюмы, закрывающие меня с ног до головы, чтобы защитить людей от моей кожи. Но сейчас-то я научилась управлять своей силой и умею ее отключать. Я умею быть… нормальной, – я пытаюсь улыбнуться, – и хочу одеться как обычный человек.
– Но ты не обычная!
– Знаю, – щеки заливает горячий румянец. – Но хочу выглядеть как все. Я никогда