– ШабАш, – скомандовал сыновьям Тимофей Иванович, – кончай работу!
Уставшие братья утерли пот и прилегли в тени кустов на краю луга, а пришедшие из дома жены Епифана и Акинфия с детьми, стали деревянными граблями раскидывать сено для просушки. Братья выпили ядреного кваса из кринки и негромко переговаривались, обсуждая деревенские новости. Подошел Тимофей Иванович и тоже приложился к кринке с квасом.
– Ну, Епифан, какие новости в городе? – обратился он к среднему сыну, утирая рукавом рубахи кудлатую бороду.
Епифан уже как два года был городским жителем, работал слесарем в паровозном депо и поэтому среди деревенских жителей считался образованным человеком.
– Да, какие там новости, – устало вздохнул тот, – новости, одна хуже другой. В газетах пишут, что раскулачивать деревню будут. Что колхозы теперь везде будут, а всех кулаков и единоличников или в колхоз или на выселки.
– Как же это, – удивился Тимофей Иванович, – а ежели я, к примеру, не хочу вступать в колхоз? У меня, чай, свое хозяйство имеется, по што мне колхоз?
– Захочешь, – уверенно ответил Епифан, – а не захочешь, заставят.
– Это кто же, к примеру, меня заставит? – не поверил сыну Тимофей Иванович, – сейчас, чай, не царский режим, мы ж за Советскую власть кровь проливали!
– Эх, папаша, – скривился, как от зубной боли, Епифан, – линия партии сейчас такая, что все деревенские жители должны быть в колхозах.
– Какая такая еще линия, – в недоумении спросил Тимофей Иванович, – неправильно это, не по-людски.
– Им там, – Епифан показал указательным пальцем вверх, – виднее, что правильно, а что нет. А за такие разговорчики, сейчас можно и на Соловки угодить.
– Типун тебе на язык! – нахмурился Тимофей Иванович.
– Был Николашка, была крупа да кашка, – встрял в разговор Акинфий, – а теперь новый режим, все голодные лежим.
– А вот за такие стишки запросто можно и свинцовую пилюлю в жбан схлопотать, – тихо сказал Епифан, оглянувшись по сторонам.
– У вас в городе все такие пуганые? – рассмеялся Акинфий.
– У меня был кореш, Степан, вместе работали в депо, – ответил Епифан, снова оглянувшись, – гармонист, красавец, косая сажень в плечах, девки за ним гурьбой бегали. Частушки любил петь про нонешнюю власть, полгода назад пропал, до сих пор ни слуху, ни духу. Так-то.
– ЧуднЫ дела твои, Господи! – вздохнул Тимофей Иванович, махнул рукой, и что-то сердито бормоча, пошел помогать бабам раскидывать сено.
Братья помолчали, думая каждый о чем-то своем.
– Да, – вспомнил Акинфий, – вчера бабы говорили, из города, нового председателя сельсовета прислали.
– Городского? – спросил Епифан.
– Не, – ответил Акинфий, – наш, деревенский.
– Кто же это? – спросил Епифан.
– Ванька его хорошо знает, – ухмыльнулся Акинфий, – они с ним за учительшей вместе бегали.
– Да