Ахерон, Коцит и ФлегетонЭпира – Тахо, Тигр и Евфрат в пределах Ойкумены, планетарно – Миссисипи, Нил и Амазонка.
Лета Беотии – Днепр Ойкумены и Инд планеты Земля.
Но это всё – уже наши догадки и предположения, а вовсе не истина, с которой начинается этот рассказ.
Молитва и песня
Мы сидели в гостиничном номере и слушали экспедиционную магнитофонную запись алтайского горлового пения. Это – очень странные ритмичные интонации, с оханием и кряхтением. Где я уже слышал такое? – ах, да, в реанимации. Так умирают мужики. Только этим они и могут помочь себе в последнем переходе.
Горловое пение могло родиться только в ситуации невероятного, витального напряжения сил, когда человек испытывает давление на свою жизнь на грани со смертью.
Мы поем, потому что нам трудно, тяжело, невыносимо. Тянут лямку и поют-стонут свою «Дубинушку» бурлаки, в ритм ударам по воде тяжелыми веслами поют прикованные цепями к лавкам гребцы. Поет пытающийся удержаться в этом мире и на тротуаре пьяница, поют солдаты на долгом марше, поют туристы на длинном переходе, поет неустанная мать над своим младенцем. Плачи и причитания на свадьбе и похоронах – песни, горестные и печальные, те и другие. Постоянно поют мексиканцы, умудряющиеся находить для себя самые тяжелые работы. В детстве и юности, при трудном становлении и в поисках своего призвания, мы поем гораздо больше, чем будучи зрелыми. Редки, удивительны и счастливы поющие старики – они, стало быть, не замечают своей старости, все еще осваивают этот мир и все еще прут в гору, а не под гору. «Нам песня строить и жить помогает» (было написано озорниками на воротах огромной дачи Лебедева-Кумача) – в тоталитарном режиме, будь то фашизм или коммунизм, особенно хорошо и много, задушевно поется. С Окуджавой и Высоцким мы пропели-проорали не самые тяжелые, но самые гнусные времена.
Песня – ритмизированный и мелодичный речитатив – естественное, стихийно отыскиваемое нами средство помощи самим себе.
Как и наскальный рисунок, песня возникла в первых проблесках рефлексии собственных действий. «Да, я ничего такого еще никогда не делал, но что-то похожее в моем опыте было и надо только восстановить, что же там было» – так возникает рисунок-припоминание и песня-припоминание. И сам факт припоминания и выполнение того, что казалось невыполнимым, кажется чудом, сверхъестественным – и мы начинаем придавать словам и рисунку магическое значение, предвосхищающее молитву и икону.
Сила воздействия на наше воображение нашего же припоминанния такова, что уже во вполне цивилизованное время Платон в «Теэтете» устами Сократа доказывает на мальчике Теэтете: самые сложные и отвлеченные знания нами «припоминаются», а не идут от учителя – тот лишь указывает тропку припоминаний.
Для этого припоминания нужны гармоничные