Далее газетчики продолжали доказывать, что тело пробыло в воде не три дня, а по меньшей мере в пять раз дольше, ибо оно разложилось настолько сильно, что Бове с трудом узнал его. Этот последний пункт, однако, был впоследствии опровергнут.
Продолжаем приводить текст газеты:
«Каковы же факты, на основании которых господин Бове утверждает, что тело принадлежало Мари Роже? Он засучил рукав ее платья и сказал, что нашел какие-то знаки, которые убедили его в этом. Публика вообще думала, что эти знаки – не что иное, как шрамы, а между тем Бове потер кожу на руке и нашел на ней волосы – словом, его показание весьма туманно, неопределенно и столь же малоубедительно, как, например, если бы он заявил, что нашел руку в рукаве. Бове не вернулся в этот вечер к старухе Роже, а послал сказать ей в среду, в семь часов вечера, что следствие по делу об убийстве ее дочери продолжается. Если допустить, что госпожа Роже, удрученная горем и по старости лет, не могла сама пойти туда (а допустив это, мы уже допускаем очень многое), то, разумеется, должен был найтись хоть кто-нибудь, кто решился бы присутствовать при осмотре трупа, если близкие Мари действительно думали, что это она. Но, как оказывается, на опознание не явилось ни души. Более того, об убийстве никто даже не слышал. Сент-Эсташ, жених Мари, квартировавший у ее матери, показал, что не знал о случившемся до того утра, когда господин Бове пришел к нему в комнату и сообщил о том, что найден труп Мари. Поразительно то, с какой холодностью Сент-Эсташ выслушал столь страшное известие».
Газета особенно напирает на то равнодушие, которое проявили родственники девушки, совершенно непонятное в том случае, если они действительно думали, что найдено тело Мари. Газета строит следующие догадки: что молодая девушка с ведома своих друзей скрылась из города с какой-нибудь целью, бросающей тень на ее нравственность, и что, когда в Сене было найдено тело какой-то женщины, несколько похожей на Мари, ее родные обрадовались возможности распространить среди публики весть о ее смерти.
Но газета слишком поторопилась с заключениями. Вскоре доказали, что о равнодушии речь не шла – напротив, старуха была подавлена горем и так взволнована, что ходила как потерянная, а Сент-Эсташ вовсе не проявлял холодности, а был вне себя от отчаяния и так безумствовал, что Бове попросил приятеля приглядеть за ним и не позволять ему присутствовать при извлечении тела из земли. К тому же, хотя «Этуаль» и утверждала, что тело было погребено на казенный счет и что ни один из членов семьи не присутствовал даже на похоронах, – словом, старалась всячески доказать справедливость своих аргументов, – все это было опровергнуто самым убедительным образом. В следующем номере газеты делается попытка набросить тень подозрения на самого Бове:
«Вдруг дело принимает несколько