Люди вырвут загадки у дальних планет,
Но Земля не откроет им этот секрет.
«Это счастье быть вечно наивным, зеленым…»
Это счастье быть вечно наивным, зеленым,
Быть доверчивым и до смешного влюбленным
И смотреть заколдованно вслед…
И, тебя не догнав, на пороге топтаться.
Кто вовек не отплясывал этого танца,
Тот не знает, что старости нет…
«Вы говорите – Дон Кихот…»
Вы говорите – Дон Кихот?..
Но раз такое вдруг замечено,
Мой Санчо Панса будет женщина…
И с ней отправлюсь я в поход.
Что озираешься с тоской,
Печальный рыцарь – род мужской?
Опоры нет? Судьба изменчива?..
Да. Как ни вечен книги след,
Но в прозе жизни Санчо нет…
А если есть, то это – женщина.
«Она сказала: «Что за цирк без риска…»
Она сказала: «Что за цирк без риска?..
Тоска в благополучии таком».
Поверившую в жребий свой артистку
Работать с сеткой обязал местком.
Но то, что лишь опасностью чревато,
Рождает артистический задор,
Все то, чем раскалялся гладиатор,
Все то, чем заряжен тореадор, —
Все своего достигнет апогея,
Когда на риск имеешь ты права.
Здесь просто надо стать Хемингуэем,
Здесь не помогут громкие слова.
Все высшее работает без сетки
И презирает в творчестве покой.
Верните риск! – и станут руки цепки.
А ты, поэт, ошеломляй строкой!
Любовь впервые. Ты в оцепененье.
Ты в слове нерешителен и скуп.
Но миг еще —
и в пропасть объясненья
Отчаянно твой стих слетает с губ.
Новелла в двадцать строк
И начал главный режиссер: «Опасно
В военных сценах сеять только страх…»
А сам подумал: «Да, она прекрасна…
Недостижима, хоть и в двух шагах…»
Завлит сказал о том, что сцена казни
Запомнится сильней батальных сцен…
И понял вдруг: строга, а чем-то дразнит,
Вот хоть бы на день мне попалась в плен…
А режиссер второй спросил: «Не слишком
Мы увлеклись приемами кино?..»
И рассудил: «Ох, было бы нелишне
Жениться бы на ней давным-давно…»
Но ничего не говорил четвертый.
Не строил планов. Не искал побед.
Он был от восхищенья полумертвым.
Он просто погибал. Он был – поэт.
И женщина решила: «Недалекий,
Ты ищешь смерти?.. Так тому и быть!..»
Ведь не считали римлянки жестоким
Повергнутого до конца добить.
Женщине и Анри Матиссу
Был уверен: уже ничего не вернуть,
И решил: что мудрить?
Только в старость мой путь.
Так решил: хватит. Молодость