Нет, не спасают этого терпеливого, доброго, порядочного человека от семейных и житейских проблем ни его затеи, ни его мастерская-отдушина. Послушаешь его, покиваешь согласно головой: да, мол, достается бедолаге. И чего-де бабе еще надо?! Неужели понять не может: трудно мужику сейчас. Совестливому – особенно. Так бы и думал я, слушая Петра, если бы не знал его жены Татьяны, замороченной безденежьем и ежедневными мыслями о том, чем ей кормить детей да и мужа в придачу.
Лет десять назад она еще прибегала к моей жене растерянная, с побелевшими губами. И за закрытыми дверями кухни, где они часами сидели вдвоем, слышались ее всхлипывания, а в бормотании голосов разобрать можно было лишь слова «он», «его», «я говорю ему, а он» да имя соседа моего. Теперь, когда она заглядывает к нам, не сразу и заметишь, что после очередного «разбора полетов». Об этом говорит только частое дыхание да те же побелевшие губы, теперь как-то по-особенному сжатые (жестко, что ли). Прежняя миловидность угадывается лишь в улыбке. Но какая уж там миловидность и теплота, когда в глазах – иголки… Теперь она и при мне, не стесняясь, может резко, грубо сказать о муже своем. И в правоте своей не усомнится. А чтобы всхлипывать или глаза платочком утирать?.. Не дождешься! Сформировалась… И опять – уже при мне – «он», «его», «а я ему»…
В другой раз зайдут в гости вместе и за чаем по-соседски или еще за чем-нибудь, слово за слово, уже и нас не замечая, продолжат свой домашний спор.
– Ну что ты мне все талдычишь: не хлебом единым да не хлебом единым… – иронично, но с напором говорит Татьяна Петру. – Запомнил фразочку красивую, а сам и не рассмотришь, что там за этим самым «не»… А нынче все вокруг только и кричит: хлебом-хлебом, хлебом с маслом, с сыром, с ветчиной; машиной, коттеджем, шубой, дубленкой жив… Вот оно все – на прилавках, за витринами, в бутиках, в салонах…
– Да. А у тебя глаза в разбег, и в одной извилине только одна мысль: хочу это, хочу то. Да есть ли этому предел? Ведь надо же соизмерять желания с возможностями, – возмущается Петр, не дав жене закончить мысль о наступивших переменах.
– Может, у меня и одна извилина, – оскорбляется Татьяна, – только вот сообразить, чем накормить детей сегодня, у меня и ее хватило, а ты…
Итог подобной бузы вообразить несложно. Но и этой дискуссии достаточно, чтобы уловить главное: все понимает Татьяна о муже своем, знает, какую нитку дернуть, чтобы завести его. Но не затем, чтобы жизнь супружеская пресной не казалась. Саму грызут те же вопросы,