Без иллюзий. Алексей Николаевич Уманский

достигалось по случаю, а не по системе, причем действующим началом для достигнутого успеха являлась грубая сила – почти столь же грубая и неодолимая, как та, которая гнала массы людей после развала фронта и не признающая никаких расчетов, никаких интересов, кроме своих. Дисциплина в обществе, особенно в войсках, всегда держалась на страхе. Органы безопасности бесстрашно мордовали народ, армию и всю страну, потому что большего страха, чем перед ними, на этой территории не было. Но когда страх наказания за неподчинение органам сошелся со страхом перед беспощадным врагом, они спасовали, не имея сил и средств раздуть страх перед собой до такой величины, чтобы свои подданные ощущали его сильнее страха перед противником.

      Михаил Горский так и не понял, по какой причине Морозов рассказал ему о сцене своего бессилия еще в прифронтовой полосе, тогда как на самом фронте наверняка было куда страшнее. Не похоже было, что он пошел на это из каких-то своих госбезопасных соображений вызвать Михаила на откровенность в обмен на откровенность с его стороны. За все время разговора он ни о чем не спрашивал. По существу это был монолог трезвого, как ни странно, человека, которому отчего-то понадобилось облегчить свою душу, возможно, чем только не запятнанную, исповедуясь, скорей всего, не в самом тяжком или страшном эпизоде своей жизни. Казалось бы, полковник госбезопасности Морозов нашел для себя столь же спокойные условия в той же спокойной гавани, в которой бросил под конец жизни якорь полковник госбезопасности Райков. Но нет, оказалось, что не совсем. Не так уж редко полковник Морозов отправлялся за рубеж руководителем либо спортивной делегации, либо туристской группы – об этом Михаилу было точно известно от Нины – подтверждая тем самым справедливость молвы, что «из органов не уходят». Был еще один случай, говоривший о том, что у служаки Морозова еще был порох в пороховнице. Владимир Школьник, правая рука Дианы Прут, бывший армейский лейтенант, ради укрепления своего положения решил вступить в коммунистическую партию, скорее всего с одобрения своей начальницы. Титов-Обскуров передал заявление Школьника Морозову для, так сказать, предварительного собеседования. Неизвестно, пользовался ли Морозов каким-то подсказками из партийных или КГБешных архивов, проявил ли профессиональную чекистскую интуицию, но он в два счета вынудил Школьника признать, что он уже во второй раз пытается стать кандидатом в члены партии, о чем в своем заявлении не указал. В итоге беседы Школьник был так испуган возможными последствиями своей «неискренности с партией» (это был официальный термин), что на следующее же утро подал заявление об уходе. После перевода Ламары это была вторая потеря в секторе Прут, причем гораздо более серьезная. Он был конфидентом Дианы, а, главное, весьма исполнительным, нерассуждающим, послушным подчиненным, каковым, очевидно,