Но сегодня не обычная встреча. Все эти годы один и тот же сценарий: ресторан и хрустящий от льда в наших сердцах секс в её квартире. Но сегодня Таня настроена говорить не только о последних новостях мира искусства и моды, в которых она существует, обычных заезженных фраз о нашей российской отсталости и вечной несвободе, время идёт, а ничего не меняется: возьми хотя бы книги сто пятидесятилетней давности всё те же разговоры и изображение тоски и обездоленности у самых сытых и праздных представителей столичного мира…
Она ещё любит водить меня на модные театральные постановки, затем обсуждает это со своими подругами, а я молчу, слушая этот бред о бреде, что я видел на сцене. И понимаю до чего же я отсталый, замшелый консерватор: всё время думаю, ещё ставят какие-нибудь нормальные спектакли? Обыкновенные? Островского и Шекспира без извращённых исканий? Гоголя без наряжаний женщин в мужчин, будто актёров правильного пола не хватает, будто для роли деда Мороза в детском саду? Клонированные актрисы одного великого лет пятьдесят назад театра будто задались показать, что они не хуже своей гениальной предводительницы и их в нескольких поколениях по причёскам и очкам уже не отличить друг от друга и от неё самой… Когда я сказал это Тане, она напустилась на меня как на дикаря и обозвала варваром и отставшим от времени тупым и грубым ландскнехтом, ничего не понимающим в искусстве и потому не имеющем права высказываться. Как говориться: «…вы должны молчать и слушать!». Но разве я спорю? Я не высказываюсь уже давно, она знает, что я, совок с провинциальным мышлением, думаю. А я согласен быть и неандертальцем, лишь бы не мейнстриме с её обычной компанией.
Мы сидели в ресторане и уже должны были принести коктейли, завершающие ужин, после которого я отяжелел и даже осовел, мне сегодня скучнее обычного. Таня в чёрном кружеве, как сицилийская вдова, волосы сегодня какими-то чрезмерными слоями и, кажется, на полметра длиннее, чем месяц назад. Идеальные сверкающие овальные ногти, опять всё идеально. Неужели она не киборг…
Чтобы не думать о том, что я собрался снова лечь в постель с киборгом, я рассказал Тане, что у Ларисы появился парень.
– Погоди-ка, сколько ей лет? Уже восемнадцать?
– Когда ты стала встречаться с мальчиками? – спросил я, чтобы не дать ей сказать, что Лара взрослая. Им всем кажется, я не знаю этого? Что я престарелый идиот, который дожил до маразма и не заметил, что его дочь стала взрослой?
Таня улыбнулась, играя, закатила глаза, перебирая сверкающими ногтями, поглаживая бокал. Ей представляется это сексуальным должно быть.
– Не помню… лет в шестнадцать. Но мы тогда