– Доброе утро, Валентин Валентиныч, – улыбнулась Татьяна Григорьевна новыми зубами.
Таня тоже сделала зубы пару лет назад, кипенно-белые, в темноте светятся… Боже, Таня звала сегодня… как я устал от этой дурацкой связи, для чего я продолжаю встречаться с ней? Какой-то мазохизм: назло бабушке отморожу себе уши. Я отмораживаю себе член, чтобы потом нестись домой и отогревать его с Майей. И реанимировать душу, застывающую в этом гиалуроновом целлулоиде… Как бы мне хотелось, чтобы не было никого вообще, только я и Майя…
Маюшка пришла ко мне в кабинет, застав у меня пациентку и я, сделав вид, что это запланировано, попросил Майю осмотреть её вместе со мной. Мы закончили осмотр, она согласилась с моим диагнозом, как всегда, читая мои мысли, и чувствуя, что у этой пациентки никаких проблем в действительности нет, она и сама ещё не решила, хочет ли ребёнка или напротив, хочет считать себя бесплодной и на этом успокоиться…
– Случилось что или ты просто соскучилась? – спросил я, закрывая карточку.
Маюшка села напротив меня, где обычно сидит медсестра, предусмотрительно вышедшая вон, оставив нас наедине.
– Да случилось… – вздохнула она. – даже не знаю, что говорить… и как. Ну, словом: у Ларисы любовник. Она даже сказала: жених.
Я откинулся на спинку кресла, податливо откачнувшуюся подо мной.
– Ну… это неожиданно немного, но нормально. Нет?
– Да, конечно. Но как-то всё ребёнок-ребёнок, только уроки одни были на уме, а тут… И говорит-то с вызовом, будто я виновата в чём-то. А может виновата? А, Ю-Ю?
И Маюшка рассказала об утреннем инциденте, из-за которого опоздала на работу больше, чем на час.
– …Я пришла к ней поговорить, как мама и дочь, как подруги в конце концов, рассказывала всё до сих пор, – растерянно договорила она. – Она дерзит, сердится, почему? Когда ты влюблена и тебя просят просто рассказать о твоём любимом, так станешь говорить, не умолкая сутки, а то и неделю!
– Может быть просто не хочет, чтобы ты вмешивалась? Чтобы кто-то лез ей в душу? – предположил я. Как легко можно ранить юную влюблённую душу неуместными и грубыми расспросами.
Маюшка пожала плечами.
– Я спросила только…
…Я вошла к дочке в комнату, она стояла у окошка, стиснув руки на груди и смотрела в окошко. Но за её окном ничего особенно интересного не было – двор, деревья с ещё нераспустившимися почками и дом в ста метрах…
– Я под домашним арестом теперь? – дерзко дёрнув головой спросила Лара, обернувшись.
Она намного выше меня, только на каблуках я поднимаюсь на высоты роста всех моих Юргенсов.
– С чего ты взяла? – мне не по себе от мысли, что она могла такое подумать. Мне всегда не по себе от мысли, что кого-то могут запирать. – Ты была и будешь свободна, ты вообще