Эромемуары. Вадим Безанов

воспринимаются нами, людьми, грай, чириканье и прочее апрельское ликование птичьего племени. Отсюда и призыв Евангельский – брать пример не с млекопитающих, пребывающих в вечном поиске чего бы или кого бы сожрать, а именно с птах небесных, которые не сеют, не пашут, не строят, но во всеуслышанье гордятся божественным строем, обеспечивающим их всем необходимым: деликатесами, нарядами и скворечниками… Наблюдая за этой парочкой, я нашёл наглядное подтверждение своей заветной убеждённости в том, что ночное купание голышом с любимой девушкой есть нечто невообразимо чудесное, этакое возвышенно-романтическое действо, которое запоминается на всю жизнь. Так это во мне и осталось – греющим душу обещанием счастья; незыблемой верой в то, что рано или поздно и я его удостоюсь.

      И удостоился. Не в то лето, и не в следующее… Но лучше бы не удостаивался, лучше бы всё так и осталось только в мечтах и грёзах. Оказалось, что половой акт, осуществляемый в морской воде, довольно скуден по части приятности испытываемых ощущений, и чем-то весьма напоминает трах по пьяне – особенно коварно ускользающим от настырного преследования оргазмом. Да что там скуден – единственная приятность имеет исключительно психологическую подоплёку, и заключается в приятности осознания того, что ты тоже парень не промах, вот, ночью в тёплом море романтически сношаешься. Правда, этим осознанием легче проникнуться, чем надолго, тем более до оргазма-уклониста, его удержать… Мне могут возразить, что – де так получилось у меня потому, что девушка с которой я предавался романтизму глухой ночью на морском берегу, не была мной по-настоящему любима. А я им на это отвечу просто и прямо: я всегда люблю только тех девушек, с которыми в данный конкретный момент занимаюсь любовью, и совершенно равнодушен к тем, с которыми любовью в данный момент не занимаюсь. Поэтическая формула: «Ебу одну, люблю другую» мне совершенно чужда и морально для меня неприемлема…

      Итак, в ту ночь, проведя на пляже несколько захватывающих часов, в море я не побывал. Зато изрядно освежился зрелищем чужого счастья. В молодости это не редкость, когда смотришь, как милуются другие и думаешь, что у тебя будет то же самое, но ещё лучше, классом выше. Пора было возвращаться в лагерь. Бог весть, что могли себе вообразить друзья, подруги и воспитатели, не обнаружив меня там, где я должен был быть.

      Беспокоился я напрасно. Никто меня не хватился. Даже обидно стало. Я тогда не догадывался, что главное свойство любого из наших отрядов – будь то отряд пионерский, армейский или строительный студенческий – это не замечать потери бойца. Так спокойнее… Эти идиоты даже не удосужились удостовериться, живого ли человека они мажут зубной пастой, или подменяющее его полено с прилаженным в качестве головы, укрытой по темечко одеялом, старым жестяным кувшином, который я обнаружил на хоззадворках нашего лагеря…

      Читателя, наверное, интересует, как я со своим позорным облажанием сумел в дальнейшем справиться? А никак. Не пришлось