Ксюше затея явно не понравилась, и она скривила и без того некрасивое лицо.
– Короче, смотри! – снова обратилась ко мне Марина. – Выходишь с двумя нудлами и орёшь: «Вотерджим»! Кемаль отказывается, но ты его тянешь и впихиваешь нудл. Показываешь упражнение, он кое-как повторяет, и ты долбишь его своим нудлом. Он закричит, а ты ему: «Animation». Он такой: «Aaa! Animation?» И ты: «Yes. Animation! No problem20!» Прощаешься и уходишь. Всё! Главное, не забудь сказать: «Animation! No problem!» Это важно.
– Моя первая роль и сразу со словами! – усмехнулась я.
– Ага! – засмеялась Марина. – Всё, давай иди за футболкой, и переодеваться уже надо.
– Марин, а она тут сидеть будет? – снова вставила свои пять копеек пионерка.
– Ну да. Всем же места хватило!
– Ладно. Просто она сама себе стул сюда поставила… – недовольно пробурчала Виолетта.
Я одарила стриженую блондинку презрительным взглядом, и спокойно пошла за футболкой, а, вернувшись, застала бекстейдж в полнейшем хаосе: кто-то шарил по вешалкам в поисках подходящего костюма, кто-то переодевался, другие красились, делали причёски… «Вот это я понимаю! Такая предконцертная атмосфера мне по вкусу».
Для дебютного выхода я выбрала белую юбку-пачку, чёрный фрак без рукавов, зелёный парик с блестящими прядями и какие-то бежевые тапочки. «Ну и видок! Несуразнее некуда!». Время до начала шоу ещё оставалось, и, взяв телефон, я сделала своё первое селфи на новом месте работы. Прямо из-за кулис Марина в микрофон объявила боевую готовность. Через минуту шоу началось.
Ксюша предложила пойти на трибуну. Мы вышли из гримёрки и тихонечко присели вдалеке от гостей. Амфитеатр потому так и назывался, что сделан был в лучших традициях Древнего Рима. Напротив просторной сцены полукругом выстроились массивные пятиярусные трибуны-ступени из светлого камня. Над трибунами красовались арки, возведённые с намёком на античность. Сидеть было неудобно: во-первых, жёстко, во-вторых, не на что опереть спину.
На сцене стояли три большие коляски, в которых сидели три больших «младенца»: милая девочка Эрай, злобный Йозеф с чёрными зубами и дурачок-Кемаль, пихавший фломастер себе в нос. Вокруг них, открывая рот под немецкую фонограмму, бегала маленькая Тансулу в мужском костюме, с нарисованными усами. Йозеф неистово колотил Эрая и Кемаля нудлами, поливал водой из бутылок и наигранно пукал им в лицо. Глядя на происходящее, я искренне ждала смены событий, но её так и не случилось. Переведя взгляд со сцены на хохочущую толпу и обратно, я задумалась, кто из нас был глупее: я, потому что не понимала местного юмора, или они, потому что, как гуси, гоготали, над тупыми шутками. Ещё раз окинув взглядом смеющихся немцев, я усомнилась в том, что это они придумали лампу накаливания, баварские колбаски и «Mercedes».
Когда сцена вновь засияла, софиты осветили двухметровую оперную певицу в чёрном парике и длинном красном платье. Сверху я сразу