– Всего-навсего. Простое и ясное дело. В самый раз для того, чтобы решить его за кружкой пива. Этак, к примеру, между второй и третьей. Заметь, сынок, я ни капли не сомневаюсь, что ты говоришь правду, и тот, за кого себя выдаешь. И обладаешь нужными полномочиями. Тут вообще всего только одна ма-аленькая неувязочка: я присягал Фюреру, как ты выразился, германского народа. А не герру Гитлеру с неопределенным статусом и, тем более, не безымянному господину, хранящему инкогнито в Ираке или Аргентине. Поэтому на мой неискушенный взгляд предлагаемое вами деяние очень мало отличается от физического устранения. Кстати, – а как вы предлагаете поступить, если Фюрер – не согласится? Применить силу? А что? Перебить полсотни парней из «Охраны Фюрера», большинство из которых я знаю и люблю, заткнуть рот кляпом, сунуть в мешок и утащить на борт подводной лодки. А он при этом будет так потешно брыкаться своими коротенькими ножками в галифе. Вот только зачем он после этого нужен, и, тем самым – к чему такие хлопоты? Для того, чтобы спасти жизнь какого-то безымянного господина? – Дитрих отхлебнул из стакана. – Застрелить и проще, и гуманней, и полезней для дела Германии. Вот только я и этого делать не буду.
– Подумайте. Каждый час войны – это две с половиной тысячи убитых или искалеченных немцев. Шестьдесят тысяч в сутки, господин генерал-полковник. Без малого два миллиона в месяц. Два месяца – и население Берлина. Уже довольно давно Красная Армия несет несопоставимо меньшие потери. По сравнению с тем, что было, их вообще можно считать номинальными. Продолжение войны есть прямое и бессмысленное убийство германского народа.
– Что-то я не пойму, – недоуменно нахмурился эсэсовец, – а вас-то тут что смущает? Что вам не нравится в смерти каких-то там немцев, которые, к тому же, так славно потоптались по вашей России-матушке?
– Любому человеку отвратительно бессмысленное истребление людей. И даже не только людей, но и любых существ с теплой кровью.
В этот момент Павел Судоплатов, хладнокровный и убежденный убийца, давным-давно при очередном исполнении не испытывавший ни малейших эмоций, говорил, в общем, довольно искренне. Удивляясь собственным словам, понимая, что немец над ним издевается, но да, искренне.
– О-о-о, это так похоже на одного кремлевского гуманиста с усами, моего, кстати, тезку*! Насколько мне не изменяет память, его очень мало смущало истребление даже собственного народа… Послушай-ка… Как тебя, Пауль? Так вот, я тебе скажу по-простому, по-солдатски: капитулировать в данных условиях то же самое, что сдаваться, когда твердо знаешь, что тебя следом же отправят в пыточную камеру… Не перебивай! Я верю, что вы не собираетесь истреблять немцев поголовно. Даже в то, что вы не планируете поработить и загнать их всех в рудники и шахты. Германия просто-напросто попадет на стол к кремлевскому вивисектору,