– Мам, попробуй сосредоточиться! – Ирис почти умоляла. – Ты уверена, что он искал меня? Когда именно это было? Как же ты мне не сказала?!
Лицо матери на миг приняло знакомое жесткое выражение.
– Ты была беременна Альмой. Твою дочь зовут Альма, верно? Сразу после свадьбы ты забеременела, не так ли? Значит, мне нельзя было тебе говорить, чтобы ты не передумала, правильно?
– Правильно, – рассеянно пробормотала Ирис и тут же усомнилась. – Но сначала ты сказала, что это было до того, как я вышла замуж!
К ее изумлению, пересохшие губы матери раздвинулись в широкой улыбке.
– Верно, – сказала она, протягивая дрожащие руки к миске супа, которую принес Прашант.
Ирис покачала головой. Этого быть не может! Мать бредит, или врет, она любит издеваться над ней, всегда завидовала, что отец так сильно любил Ирис, и вот теперь старость все обнажает, без оглядок и оправданий. Над головой скрипел медленный, тяжелый потолочный вентилятор, гоняя по крошечной гостиной раскаленный воздух, полный злых, противоречащих одно другому слов, которые жалили, как осы. Мать ревновала ее к Эйтану, а особенно – к его больной матери.
– Что ты туда суешься? Дай ему самому попрощаться. Слава богу, это его мать, а не твоя, – выговаривала она при каждой возможности, отказываясь понять, что для дочери это долгое прощание с матерью Эйтана – попытка проститься с собственным отцом, который ушел на фронт в полдень Судного дня, пока девочка спала после обеда: нарушить режим мать не позволила. Позже Ирис признала правоту матери, хоть и не понимала ее мотивов: если бы она прислушалась в свое время к ее словам, то не стала бы частью горестного круга ассоциаций и Эйтан бы ее не бросил. Но правда ли он ее искал?
– Быть не может! Почему ты не рассказала об этом раньше? – возмущалась она. – Ты больше двадцати лет все от меня скрывала!
Но ее мать равнодушно смотрела на нее поверх миски с супом.
– Откушайте со мной! – пригласила она с преувеличенной любезностью. – Я уверена, что даже у вас в Америке нет такого супа.
Есть Ирис совершенно не хотелось, но она попробовала мутный чечевичный суп – и скривилась. Похоже, Прашант присваивает изрядную часть щедрой суммы, которую получает на питание матери, хотя чеков Ирис и не проверяла. Но все-таки она спросила:
– Когда вы варили этот суп, Прашант? Вы каждый день готовите для мамы?
– Эта утра, я клялась, – заверил Прашант. – Ирис утра-завтра пришел-увидел.
– Как поживают ваши дети? – спросила она.
Он возвел глаза к небу:
– Богу слава!
– А как ваши дети? – мать обратилась к Ирис. – Напомните-ка мне, сколько их у вас? – И, услышав ответ, поцокала языком: – Вы уверены, что только двое? Разве у вас не трое?
– Это у тебя трое детей, мама, – ответила Ирис, хотя ее братья-близнецы по-прежнему были в ее глазах почти единым существом.
К ее изумлению, мать