Но интересовала нас еда ли?
О нет, птенцы военных городков,
В те годы мы уже не голодали.
Буханки гулко сыпались в лоток,
С него грузили их в автофургоны.
Никто не побирался здесь, браток,
И не срамил отцов своих погоны.
Наверно, в это верится с трудом
Тому, кто не сроднился с нашим прошлым,
А смысл ритуала был лишь в том,
Чтоб зачерпнуть пригоршню тёплых крошек.
Забава, развлеченье малыша,
В придачу к догонялкам и рогаткам?
Нет, здесь вкушала юная душа
Свой сокровенный хлеб не суррогатный.
Чтоб дальше сметь превыше «даждь нам днесь»
Не утолять свой человечий голод
Лишь той субстанцией, которой имя «снедь»,
И «есть» звучит совсем другим глаголом.
…У нынешней эпохи свой формат —
Не знают супермаркетов витрины
Тех чёрных крошек вкус и аромат,
Что и в молитве вряд ли повторимый.
«Коль держит земля – не тревожься…»
Коль держит земля – не тревожься.
Но только едва на сажень
ты вверх от неё оторвёшься.
тотчас превратишься в мишень.
Кружение здесь безнадежно, —
стреляет без промаха тать,
но если ты латы наденешь,
ты больше не сможешь летать.
А если, уйдя от удара,
ты сразу же к небу рванёшь,
удача достанется даром,
но ты никогда не вернёшь
тот миг беззащитной свободы,
что сердцу нужнее была,
чем эти пустые высоты,
куда не достанет стрела.
«Молил я: «Дай знаки!..»
Молил я: «Дай знаки!..»
Но разве такого хотел:
с растущей тревогой
внимать все последние годы,
как странно поспешно
небесный режимный отдел
снимает печати,
секретные грифы и коды.
Неужто заклятьям
и тайнам кромешным конец,
коль входишь свободно
без пропуска и оберега
в тот зал к единицам храненья
с приставкою «спец.»,
где чёрные камни Перу
и портреты Эль Греко.
А есть ли там мастерской дезы
испытанный яд,
компьютерный вирус,
обманка для третьего глаза,
об этом – проси не проси —
тебе не говорят, —
пока ещё не было Сверху
такого приказа.
Когда же наступит час «Х»,
то уже без намёков и без
речей сокровенных
про старые свитки и фрески,
опустится только
последний десант МЧС
в суровом