– Любаша, а что этот Кузьмич? Как давно ты его знаешь?
– Да почитай с самого детства. Всегда рядом с детишками сидит на лавочке, наблюдает, как мы играем, а то и байки какие-то рассказывает. Да все эти рассказы какие-то однобокие, неинтересные. Всё про какие-то богатства, которые он у буржуев отбирал, про то, что самому надо жить, как он хозяйствовать, показывал какие-то блестяшки-стёклышки нам разноцветные, украшения золотые. Но в руки не давал. А нам, ребятишкам, потрогать охота. Ну, большинство ребят к нему подходить перестали, скупердяй он первый на деревне был. Но кое-кто ему завидовал. И вот этих детей, чуял он их чтоль, он и стал привечать. То на чай позовёт, конфет даст, то по голове погладит. Только после него они выходили какие-то злые, неприветливые. В глазах льдинки. С родителями ругались, с друзьями не разговаривали… Со многими из них судьба горько обошлась, кто сидит, кто запил, кто-то и добился успеха, но на чужом горе, люди таких не уважают. Вон, хотя б, Ромка, точнее Роман Егорович. Видел трёхэтажный особняк на краю села?
– Ну да, там забор ещё такой, метра под два!
– Вот-вот. У него четыре собаки, ротвейлера. В селе почти и не появляется, а если и появляется, то иначе как на Романа Егоровича не откликается.
– Хм, а что ж тут странного, заработал человек…
– Заработал? Сомневаюсь я! Поговаривают, он в районе людей грабил, «крышей» на рынке был.
– Ну, Люб, знаешь, некоторые свой стартовый капитал так и зарабатывали. Потом одумались, кто церковь построил, кто убогим помогал.
– Убогим? Церковь? Вон Григорий Степанович хотел церковь в Стариково отреставрировать, с революции в руинах лежит, свинарник там у строителей коммунизма был. Ведь, односельчан в Стариково и хороним, в Новиково же церкви и кладбища нет! Значит, пошёл к Ромке денег просить, а тот на него собак после разговора ещё натравил. Вот такой был у нас «воспитатель» Кузьмич. Хозяйственный, …а как же, пять хозяек его на Стариковском кладбище лежат! Дуры-бабы, позарились на «старичка-одуванчика», знаешь, кто по душевным чувствам, а кто и на дальний прицел, дескать, пожалею его на своей груди, похожу за ним в его немощи, а как помрёт, глядишь и дом, и все его