Как и любой творческий человек, он был склонен к уходу в себя и отказу соприкасаться с реальным миром. Его заболевание усиливало каждую фантазию, оживляло образы в его голове. Эд верил, что персонажи с написанных им картин существуют в других параллельных вселенных. Многие считали, что дело в биполярности, но мой брат – настоящий фантазер и мечтатель. В этом я ему по-настоящему завидовала.
– Эд, что тут горит?
Уже на входе в комнату открылся обзор на брата, стоящего в широких трусах, похожих на шорты, и запачканной краской старой футболке. Его длинные рыжие волосы были стянуты в хвост. Он пристально смотрел на сковороду. Пахло то ли яичницей, то ли сыром, то ли подгоревшим молоком.
– Я пытался пригото… – Эд задумчиво посмотрел на меня, почесывая левой рукой правую лопатку. – А что у тебя с глазами?
– Что бы ты там ни собирался приготовить, у тебя явно не вышло.
– Это был омлет по новому рецепту, – брат с отвращением взглянул на содержимое сковороды.
– Вот именно, что был. Выкинь его и открой окно, дышать нечем, – сказала я, уходя с кухни.
В комнате посмотрелась в зеркало: заплаканные глаза, а влажные салфетки не смогли полностью убрать следы от потекших туши и чёрного карандаша.
– Повздорила с кем-то из группы? – спросил Эд, остановившийся на пороге.
– Не испачкай снова ковёр, пожалуйста.
– Ну же, Ева, – как ребенок, канючил он, – поговори со мной. Мне нравятся твои истории об этих ребятах.
– Может, тогда присоединишься к ним? Будешь седьмым.
Эд пожал плечами.
– Это совсем как-то не для меня. Ну, что случилось?
Полгода назад я взялась за руководство группы поддержки для людей с психическими расстройствами. Изначально этим занималась моя коллега, женщина старше меня и опытнее, да и в целом куда более подходящая на эту роль. Ей как-то все легко давалось, и с ребятами она поладила довольно быстро. В декретный отпуск Маргарита уходила со слезами на глазах, говорила о нежелании расставаться со своей второй семьёй и все в таком духе. Когда я познакомилась с шестёркой её подопечных, я вообще не могла понять, как они могут стать кому-то хотя бы друзьями.
– Я долго думала, почему у нас с ними ничего не клеится… А сегодня Эля мне высказала, что это из-за меня она больше не хочет приходить на встречи. Филипп поддержал её, сказал, что я не вызываю у него доверия, и ему трудно открыться человеку вроде меня. Что это вообще значит: «Человеку вроде меня»?
Брат начал теребить мочку левого уха. Ясно, что он знает ответ, но не хочет мне говорить.
– Попробуй поговорить с ними на отвлеченные темы.
– Например?
– Не знаю, Ева, просто иногда ты слишком заморачиваешься.
Я ничего ему не ответила. Просто закрыла перед носом дверь. Ему ли об этом говорить? Если бы не моя замороченность, сейчас все могло сложиться совершенно иначе для нас двоих.
Что ни говори, наладить отношения с группой просто необходимо. Мне не нужно их лечить, им не требуется моя помощь, им все равно, насколько хороший я специалист. Но у меня нет выключателя режима психиатра. Это, наверное, не просто моё второе я. Это и есть я, единственно существующая вариация, другой, видимо, просто нет.
Если мы в чем-то и похожи с братом, так это в наших проблемах со сном. Эд чаще всего перевозбужден после работы над картинами, а мне уснуть не дают плохие мысли. В детстве, когда у брата начались проблемы со здоровьем, родители постоянно следили за ним. Ночью я постоянно слышала быстрые шаги: мама с папой по очереди бегали в комнату Эда посмотреть, как он там, крепко ли спит, сильно ли сопит, не слишком ли беспокоен его сон. Ещё тогда стало очевидно, что они так долго не продержатся. Сколько бы родители ни говорили с врачами, им так и не удалось понять, что именно происходит с Эдом. Мама как-то сказала, что не может смириться с тем, что в подавленном состоянии он не может подняться с кровати. Папа никогда не мог отличить просто увлечённого чем-то Эда от Эда маниакального. Однажды брат захотел поехать с ним на рыбалку, так сильно клянчил, чтобы его взяли, даже расплакался, когда получил отказ. Отец насильно впихнул в него таблетки, хотя в тот момент Эд был самым обычным мальчиком, сыном, желающим провести время с папой.
Когда родители поняли, что не справятся, то решительно оставили это все на меня и переехали. Я в то время уже училась на врача и прекрасно разбиралась в состоянии брата. Эд стал мне самым близким человеком, самым родным из всех, тем, кого я и правда понимала, с кем могла поговорить. Поразительно, но общение со здоровыми родителями мне давалось куда труднее.
На следующее утро Эд, как обычно, провожал меня на работу. Стоял, как щенок, в коридоре, пока я обуваюсь и надеваю пальто.
– Ты сегодня красиво уложила волосы, – подмечает брат, потирая переносицу.
У нас с братом одинаковые непослушные длинные рыжие локоны. Со спины нас, наверное, даже можно перепутать.
– Это та еще задачка, но у меня получилось, – улыбнувшись брату, я поправила