Особенно невыносимо было видеть Лизу, которая делала перевязки. Только лёгким кивком головы Руслан дал понять ей, что узнал. Больше на его лице, зарастающем густой чёрной бородой, прочесть было ничего невозможно. С санитаркой Лейлой, которую он принял за свою мать, было проще. Хоть и не знакомы они были, но она была своя, горянка, принимающая мужчину таким, какой он есть, тихо и безропотно. Однако и с нею он был холоден и неприветлив. Даже мысль о возможности сохранения левой руки, над которой неустанно колдовали две женщины, практически не занимала его. Страшная тоска сковала сердце, и не было в этой тоске ни надежды, ни желания жить.
Палата, в которой лежал лейтенант, была большой. Размещалась она в одном из классов сельской школы. Лежали здесь тяжелораненые, каждый со своей бедой и болью. Но даже для этих страдальцев, горе свалившееся на молодого и красивого парня, казалось страшнее собственного, и каждому, кто как-то мог двигаться и говорить, хотелось сказать ему слова утешения. Хотя какое уж тут утешение мужику, оставшемуся без рук и ног? Только сосед справа, болтун и балагур Стёпа, попавший в армию из рязанской деревни, простодушно разглагольствовал, пытаясь подбодрить Руслана.
– Ну что же, как без рук да без ног? Главное-то у мужика не это. А то, что главное, при нём, то самое, что нянька в утку суёт. В войну-то мужиков страсть сколько побито. Так что любой выживший после войны будет нарасхват у баб. А бабе, ей что, ей только это самое и подавай.
– А как он бабу будет кормить? – раздавался чей-то любопытный голос.
– Чего её кормить? Она-то с руками, сама наестся, – резонно отвечал Стёпа.
– Да нет, как он деньги на семью будет зарабатывать? – не унимался голос.
– Баба и заработает, надо только русскую найти. Наши русские привыкши мужиков обрабатывать. Если бы не русская баба, то и мужиков бы в Расее не осталось, все бы вымерли, спимшись, – авторитетно заявлял Степан.
Оспаривать этот нелестный для русских мужиков тезис охотников не находилось. Правды в нём, к сожалению, было много, да и очень хотелось Руслану ну хоть какую-то надежду дать. Стёпа же, помолчав, добавил:
– Да и искать ему долго не придётся. Сама нашлась. Вон как сестричка Лизавета вокруг него вьётся, так задницей и крутит тут у меня под носом. Мол, перевязки да всё такое, а сама, видно, уж лейтенанта присмотрела. Настоящий мужик, хоть и урезанный, да и пить, как наши, вряд ли будет. Им вера мусульманская не позволяет, – демонстрировал Степан познания местных обычаев.
Руслана раздражали эти дурацкие, бесцеремонные разговоры, но ни оборвать говоруна, ни прикрикнуть на него у него не было ни сил, ни желания. Даже сквозь свою непроходимую тоску он понимал, что Степан утешает его как может, и обижать его не хотелось. Стёпа и сам был весь искалечен. В горы он попал по глупости. Назвавшись альпинистом, он записался в горный