Взяв в руки топор, Руслан выместил свою злобу на куче напиленных поленьев. Разрубив последнее, он выпрямился и вдруг вздрогнул от прикосновения к своей разгорячённой шее холодных рук. Резко повернувшись, в свете ущербной луны увидел Нору. От неё пахло вином и дорогими духами.
– Уведи меня куда-нибудь от этих сытых морд, жирных плеч, отвисших животов и тощих рук и не злись. Ты мне просто понравился, – обняв его, зашептала она.
Её горячие, липкие от вина губы впились в его задубевший на морозе рот, не давая дышать. Только на миг проснулось желание, но тут же погасло от пронзившего всё тело отвращения. Схватив женщину за тонкие запястья, он оторвал её от себя и, оттолкнув, сказал:
– Жеребцы с суками не паруются.
– Тварь, животное, ты пожалеешь об этом! – зашипела она и бросилась в кошару.
Он ночевал в сарае, зарывшись в солому. Утром лыжники уезжали в Пятигорск. На Норином лице не дрогнул ни один мускул. Мужчины были опять холодно вежливы, как и при первой встрече. Последствий эта история не имела, но долгое время нам душе сохранялся тяжелый осадок, который не давал расслабляться в присутствии столичных гостей.
– Подтянулись! – отдал он команду разведчикам. – До спасительного леса ещё километра два по голому склону, а при такой видимости маскхалаты плохо спасают, и в любую минуту отряд может быть обнаружен. Можно, конечно, залечь и не двигаться, но до сумерек ещё далеко, да и мороз крепчает.
Решили по возможности двигаться вниз. Ползли долго, пока связист не провалился в неглубокую щель, подняв снежное облако. Практически в то же время прогремел выстрел немецкой гаубицы, и не успело горное эхо повторить его, как над головами послышался грозный рёв идущей лавины. Роту подхватило воздушной волной, которую гнали впереди себя сходящие снежные массы, и понесло вниз. Сколько длилось падение – миг или вечность, – сказать сложно. Осознание реального конца звенело в голове и сжимало душу. В безвыходной ситуации даже очень мужественный человек всегда вспоминает маму. Вот и в затуманенном мозгу Руслана, как уже не первый раз на фронте, встал светлый образ матери. Страх не за себя, а за неё, потерявшую в первые же дни войны мужа – кадрового офицера, а потом старшего сына – лётчика, был сильнее страха за собственную жизнь.
Все матери на огромном пространстве воюющей Европы молились о спасении своих детей. Молитва матери Руслана была услышана. Его не засыпало лавиной, не разбило