Первое письмо
Здравствуй, дорогая Джули!
Вот снова я пишу тебе, правда, теперь уж в последний раз – я скоро приду к тебе, милая!
Сегодня был ливень, а завтра будут уже морозы. Я не хочу холодов, хочу остаться в осеннем небе. Знаешь, Джули, мне спокойно. Я отвезла Лилит к родителям еще в среду. Сегодня суббота – я закончила все дела и даже вытерла пыль! Представляешь?!
Мне легко, Джули, впервые за долгие месяцы мне легко дышать под этим пасмурным небом.
Я была сегодня в парке – там хорошо даже сейчас, но уже пусто, последние листья сегодня падали к моим ногам и с прощальным шорохом под стук дождя по зонту уходили из моей жизни. Даже они оставляют меня.
Джули, Джули! Ты слышишь? Это Жизнь! Жизнь! Ты слышишь ее, Джул? Она везде, я слышу ее, она пульсирует в моем сознании и превращается в меня, увлекая за собой.
Послушай, это Жизнь: плеск, шум, шорох, ветер, осень, желтый, серый… слышишь?
Жизнь тихо течет во мне. Как прекрасен ее голос! Похож на биение сердца: «тук-тук, Со-фи, тук-тук, Со-фи».
Я скоро буду, Джули, я уже в пути.
Твоя маленькая Софи.
Письмо так и не было отправлено Джули, оно лежало в папке, прямо сверху. Я не стал вынимать его, было страшно прикасаться к абсолютно белому листу, исписанному ее мелким, всегда спешащим куда-то почерком. За столько лет он (надо же!) совершенно не изменился, а вот сама Софи, кажется, изменилась до неузнаваемости.
Я сделал глоток из чашки и подошел к окну. Ощущение было такое, словно я окунулся с головой под лед. Захотелось курить, но я давно бросил, впрочем, так ли давно?
Дождь на время прекратился, и я, быстро одевшись, все-таки выскочил на улицу: ужасно хотелось курить.
Небо было тяжелым и словно злым, а лужи – глубокими; голые деревья заставляли вспомнить строки из письма, словно голос из прошлого.
Я стоял у подъезда, вдыхая табачный яд. Надо же, я порядком забыл вкус своих любимых сигарет. Я всегда курю только их, если только не решаю бросить курить. Я смотрел, как клубится мутный дым и растворяется в пасмурном воздухе декабря. Я не мог понять, что изменилось в моей жизни с ее смертью, точнее, с вестью о ее смерти.
Мы не общались уже очень давно. Да что там! Мы не виделись 8 лет, 8 долгих лет…
Хотя я не могу сказать, что мы были большими друзьями, только в старших классах стали по-настоящему общаться. И все-таки я снова курю. Разрыв отношений, едва не дошедших до свадебных колец, не заставил меня спуститься за пачкой, а картонная папка с неотправленным письмом – вот, пожалуйста!
Может быть, просто странно умереть в 25? Просто она первая из нас?
Снова началась эта ужасная морось. Под ногами валялось два окурка, я бросил третий и вдруг понял:
– Сколько же я тут стою?
Я порядком замерз и поднялся к себе. Морок вроде прошел, но у зеркала я вновь замер:
– Почему