– Помогите мне, – взмолилась, наконец, она мысленно, уже теряя сознание. И на урочище посреди хмурого сентябрьского вечера опустился молочный непроглядный туман.
***
Васька всегда мечтал стать врачом. Он родился в небольшом селе в Киевской губернии, и сколько себя помнил, рвался помогать людям. Его отец, приходской священник, уверял, что лучшая помощь – божия, и добрым словом можно врачевать не хуже, чем острым скальпелем, но Васька его не слушал. Он жаждал спасать людские жизни, а не возжакаться с вечно заблудшими человеческими душами. Служение отца считал делом неблагодарным, бесполезным и оттого бессмысленным. Григорию Жуковскому ничего не оставалось делать, как помочь непутевому сыну. В 1784 году Васька Жуковский окончил медицинскую школу при Санкт-Петербургском сухопутном госпитале, получил звание подлекаря и, благодаря своим способностям и трудолюбию, остался служить в госпитале.
Там он подружился с таким же фанатиком своего дела, штабс-лекарем Степаном Семеновичем Андреевским. Их судьбы, казалось, были написаны под копирку, только сын священника Андреевский из местечка Салтыкова Девица не был столь своеволен и, по желанию отца, сначала окончил курс в Киевской духовной академии, прежде чем уйти служить лекарским учеником в Кронштадский военный госпиталь.
Когда медицинская коллегия Сената предложила штабс-лекарю Андреевскому найти управу на «поветрие», уносящее жизни людей и животных в богом забытом уездном городишке Челябинске, он сразу согласился. Попросил только разрешить поехать с ним подлекарю Жуковскому. Просьба была удовлетворена.
В Челябинске столичных врачей поселили в большом доме на берегу реки.
***
Агафья, мать больных близнецов из дома рядом с лекарским, уже не плакала, а сипела, временами подвывая. Ее лицо было черным и жутким, в колеблющемся пламени свечи она была похожа на узкоглазую злобную старуху. Старинные образа над больными были темными и мрачными, как будто на них были не Богородица и Спаситель, а Смерть и Сатана.
– Проклятое место, зачем мы сюда приехали? Деточки мои, деточкииии! Угораздило же вас попасть под священный огонь! Почему он выжигает только нас? Шел бы вон, к соседям, перекинулся бы на Фомку-хромого, по нему плакать некому… Господи помилуй, господи, помилуй, господи, помилуй!
Васька, с ужасом разглядывающий огромные гнойные язвы на шее у лежащих в беспамятстве безнадежных детей, взял себя в руки и деловито уточнил:
– Что за священный огонь?
Мать, уверенная, что молодой доктор абсолютно бесполезен, не ответила. Она продолжила плакать без слез и читать слова молитвы, время от времени неосмысленно касаясь назревающего на ее руке фурункула. Было видно, что он свербит и чешется, принося