Сидеть приходилось, где придётся. В первой комнате напротив табельной доски сидели Жора Созыкин и Саша Люксембург и висели отдельские «Скрижали». Налево был кабинет Осминина, начальника лаборатории, которым пользовался Раушенбах, принимая гостей, потому что ни своего кабинета, ни даже стола у него не было. И заходя в рабочие комнаты, он просто садился на край случайного стола, не снимая плаща и шляпы. Многое делалось мимоходом в эти дни.
Прямо по коридору дверь вела в огромный светлый зал, где трудились идеологи крылатой ракеты, и люди Раушенбаха были здесь редкими вкраплениями: двигателист Миша Тюлькин, Лариса Комарова, с лёгкой руки Токаря занимавшаяся управляющим маховиком, входящим пока ещё в разряд перспективных разработок. Здесь же, выделяясь пока только ярко-синим мастерским костюмчиком, корпел над диссертацией её будущий муж, известный в последствии космонавт Алексей Елисеев – создатель советской системы управления космическими полётами, а пока просто аспирант, лишь в мечтах тяготевший к раушенбаховской тематике.
«Расширяемся при постоянном объёме», – шутили отдельские остряки. Сидели тогда, где придётся, даже в крохотном кабинетике Валькова – зама Осминина. Зам был очень недоволен соседством и постоянно сетовал на то, что бесцеремонные теоретики оставляют яркие иностранные журналы на столах, смущая строгих вальковских посетителей.
Утро, как правило, начиналось импровизированными летучками. У широкого подоконника окна с видом на КБ Боднарюка возле 39-ой комнаты обменивались свежими сведениями. Любой пятачок мог тогда стать местом обсуждения. Использовался и шумящий зал машины «Стрела». Таких машин в стране пока были считанные единицы. Напоминала она огромное диспетчерское табло, шумевшее как водопад.
«Стрела» была ещё очень несовершенной. Она выполняла всего две тысячи арифметических операций в секунду и требовала холодильного оборудования. Занимала она огромный зал и подходила для приватных бесед с глазу на глаз.
Здесь на наших глазах решилась судьба Виктора Павловича Легостаева, будущего вице-президента, а потом и президента королёвской фирмы, а пока всего лишь соискателя по тематике крылатых ракет. Под шумящий аккомпанемент вычислительной машины Раушенбах предложил Легостаеву стать его замом, своей правой рукой в деле космического кораблевождения. Легостаев до этого оставался в качестве аспиранта во вне и одновременно внутри растущего раушенбаховского коллектива. Он проявлял крайнюю независимость. На своей защите он позволил себе дерзко ответить на заданный из зала вопрос. Он сказал: «Не только я не понимаю ваш вопрос, вы и сами его не понимаете», что, согласитесь, для соискателя выглядело смело и рискованно.
Защиты тогда