Раздражительность Урбановой не снижала градуса, блины выходили комом.
– (Скоты! – думала Алёна. – Защитники фиговы. Я еще им еду носила и раздавала. Смылись, как последние трусы. Хотя что они могли бы сделать против многотысячной толпы? Кучка милиционеров, омоновцев и новобранцев? Спасибо Виктору. Он хотя бы предложил остаться и защищать нас. Предупредил об опасности. А эти, правительство, называется, – она продолжала шипеть сковородой. – Слава богу, мой папа этого уже не видит. Он со своей заставой на границе держал высоту в 41-ом. Горстка бойцов заботилась о гражданском населении. Его отряд дал возможность отступить женщинам и детям, эвакуировать продовольствие и боеприпасы. Фашисты так и не смогли их взять, только через несколько дней сообразили, что русские не сдаются, и обошли, оставив его отряд в тылу, – Урбанову трясло от негодования и стыда за собственный народ и его правительство).
И вдруг вспомнила свою бывшую подругу Вику:
– (А ведь она была права. Мы действительно по разные стороны баррикад, хотя их баррикады ни с той, ни с другой стороны ко мне не имеют никакого отношения. Я за мир, дружбу и цивилизованное решение всех споров, поэтому и сижу теперь, как дура, между их баррикад!)
Семейство окопалось в своей квартире метрах в ста от Белого дома и было счастливо оттого, что живет в сталинской постройке с толстыми стенами, дающими надежду остаться в живых. Ни одна из противоборствующих сторон ни разу не подумала о том, что в прилегающих к вооруженному конфликту густонаселенных кварталах живут люди: мужчины, женщины, старики и дети. Никто не позаботился об их безопасности. Предостережение не было обозначено нигде: ни по телевидению, ни по радио, ни в газетах. Никому до них не было дела.
Заканчивался самый длинный и сумбурный день в жизни Алёны. Все устали, пора было укладывать сына спать. Понятно, что никакой школы или работы завтра, в понедельник 4 октября, уже не будет. Из окружения толпы и боевиков им не выбраться, а психов с оружием на улице хоть отбавляй. Пришлось остаться там, где их застал очередной российский переворот.
Решили постелить Афоне и Наталье Николаевне на диванах в холле, казалось, что там безопаснее.
– Лёнушка, Алёшенька, а вы где спать будете? – беспокоилась самая старшая в семье.
Супруги рискнули лечь в спальне с закрытыми шторами. Возник вопрос:
– Какая кровать безопаснее? Та что ближе или дальше от окна?
Ответа не было. Траектория возможного движения пуль непредсказуема, а практика в этом вопросе отсутствовала.
Телевизор продолжал трансляцию. Крутили старые сюжеты, показывали новые: в основном стрельбу на улицах Москвы. Смотреть на это безумие в мирное еще вчера время было невыносимо. В студию «Вестей» продолжали приходить либералы и демократы, слабо понимающие, какая между ними разница, но у всех были заготовлены слова призывов: выходить, защищать свободу, не дремать. Интересно, что они при этом делали сами?
Сильно