Фигушки – не на того напали! Вперед, к противоположному берегу. Проваливаясь по пояс, падая под напором течения, хватаясь за скользкие валуны. Двигайся, Дан! Шевелись! Быстрее!
Последний рывок. Все – выбираюсь на мелководье с ровным дном, сложенным мелкими разноцветными камешками. Будь ситуация другой – не поленился бы остановиться, чтобы, как обычно, изучить каждый на предмет обнаружения полезных ископаемых. Но сейчас хоть золотыми самородками усыпь всю округу – нет мне до них дела.
Берег. Река осталась за спиной. Пожелание Зеленого утопиться как можно быстрее не сбылось – хоть какой-то плюс. А замерзнуть пернатая скотина мне не пожелала? Не помню, но я к этому близок. Холод такой, что кости льдом покрываются, зубы стучат с шумом работающего перфоратора – небось эмаль вся растрескалась.
Дальше. Здесь нельзя оставаться. Волки близко. Хоть они и заняты лошадью, не стоит дразнить хищников зрелищем обессиленного человека – с обрыва высокого берега они меня видят прекрасно.
Вламываюсь в заросли зимних кустов. Кое-где остались болтаться засохшие листья, но все равно видимость прекрасная – понимаю, что по этим дебрям мне придется топать не одну сотню метров. Идти тяжело: мокрая одежда будто свинцом залита, в сапогах чавкает вода, трясущиеся колени подгибаются от слабости, тело колотит от холода. Мне бы сейчас в парилку, а не экстримом заниматься…
Сбоку пронзительно заорал испуганный фазан, бросился удирать бегом, будто карликовый страус. Совершенно зря – я сейчас даже букашки обидеть не способен. Очередные кустарниковые дебри исцарапали лицо – на колючки нарвался. Выбравшись из зарослей, увидел впереди склон холма, чуть правее его обрезало узкое неглубокое ущелье. Хоть мозг почти отмерз, но остатков разума хватило, чтобы понять: там продолжается та самая трижды проклятая дорога, которая завела меня в эти неприятности.
А еще там видны следы недавнего оползня, деревья на его краю стоят вкривь и вкось, некоторые склонились до земли. Среди них есть и сухие. Это шанс.
Идти пришлось в быстром темпе. На грани бега. Медленнее нельзя – окоченею. Так тоже долго не протяну: загнусь от перегрузки. В моем состоянии даже в халате и легких тапочках такой темп развить трудно. Но я делаю это через «не могу»: с хрипом загнанной лошади; с полем зрения, свернувшимся в узкий туннель, направленный на цель; с отчаянием обреченного.
Вот и облюбованное дерево. Высохло на корню, сбросило кору, белеет голым стволом и сучьями. Меч из ножен – и резкий удар. Да уж… резким я его назвал преждевременно. Раньше такую палку играючи перерубал, а сейчас…
Начал расшатывать засевший клинок. Сук не выдержал издевательств, затрещал. Освобожденное оружие вырвалось из рук, покатилось по земле, а я плюхнулся на пятую точку, заработав упавшей деревяшкой по голени. Удар был сильный, но боли даже не почувствовал – окоченевшая кожа потеряла чувствительность.
Непослушными пальцами