– Нет. Только в Большом Шишиме и только у меня в палисаднике, – не удержалась от хвастовства Людмила Петровна.
– Сударыня, вы такая красивая женщина, – снимая шляпу, отвесил комплимент старичок. Он был лысым, только немного пушка сохранилось за ушами. – Зачем вам это надо?
– Что? – растерялась она, не успев насладиться давно не слышанным ни от кого комплиментом.
– Продавать сирень. Очевидно, у вас материальные затруднения?
– Ну… да, – призналась Людмила Петровна, пытаясь сообразить, куда клонит собеседник. – Так получилось…
– Сударыня, такая красивая женщина, как вы, не должна испытывать материальных затруднений, – продолжил старичок. – У меня предложение: пойдемте ко мне – я живу вот в этом доме. – Он показал рукой на ближайшую пятиэтажку сталинской постройки. – Мы с вами познакомимся, выпьем чаю и…
Рассказа о дальнейших планах нежданного поклонника ее красоты и стихов Игоря Северянина Людмила Петровна дожидаться не стала. Она подхватила последний букет, скомкала газету и бросилась бежать, пробормотав что-то насчет автобуса. Автобус до Большого Шишима отправлялся через час двадцать, и все это время Людмила Петровна пряталась за киоском «Роспечати», опасаясь, что старичок окажется настойчивее, чем следовало.
Ей было смешно и даже приятно. Первый в ее жизни опыт розничной торговли оказался успешным: в кошельке лежали четыреста пятьдесят рублей (девять букетов по пятьдесят рублей, а она еще стеснялась, заламывая такую, по ее мнению, сумасшедшую цену), перед глазами возникали улыбающиеся, довольные люди, а в ушах звучало: «Вы такая красивая женщина». Может, конечно, старичок и с приветом, но то, что она красивая, ей никогда никто не говорил, даже муж в свое время. В общем, мелочь, а приятно. Всю дорогу домой, трясясь в автобусе по разбитой дороге, она прятала лицо в возвращавшийся с ней домой букет «Павлинки», чтобы другие пассажиры не видели ее счастливой улыбки. И бормотала, с трудом припоминая: Сирень и день! Как опьяненно звучите вы в душе моей! Как я на мир смотрю влюбленно, пьян сном сиреневых кистей…»
– Представляешь, мам, для горожан пятьдесят рублей – не деньги. Вмиг разобрали, – блестя глазами и уплетая за обе щеки ужин, взахлеб рассказывала о своих приключениях Людмила Петровна. – А уж сирени у нас с тобой! И между прочим, нарциссы у меня тоже не простые, особенно с оранжевым ободком, ну те, что возле вишни, жаль, отошли. Нет чтобы раньше мне догадаться. А мужчина этот очень приятный, между прочим, – беззастенчиво привирала Людмила Петровна. – Так возле меня и стоял. Вы, говорит, такая красивая. Стихи мне стал читать, представляешь? Чуть замуж не позвал. Смех!
– А я что говорила? – улыбалась мать. – Еще на свадьбе погуляем, не на Сашкиной, так на твоей.
– А что Сашка? – насторожилась Людмила Петровна. – Он тебе что-то сказал? Вот ведь негодник, от матери скрыл, а тебе…
– Да успокойся ты,