– Халат и руки помыть!
Быстро облачаюсь и мою руки. Отодвигаю дантиста в сторону и разматываю бинт. Что имеем? Огнестрельное ранение плеча. Кровь выплывает из раны толчками. Не брызжет и цвет темный. Артерия не задета. А кость?
– Пошевелите пальцами!
Карлович подчиняется. Нормально. И по проекции раны заметно, что кость не пострадала.
Леокадия подает мне баночку с йодом. Мажу вокруг раны. Прикладываю марлевые салфетки и бинтую. Заправляю кончик под повязку и прикладываю к ней ладонь. Короткая вспышка. Карлович заметил и вопросительно смотрит на меня. Надо отвлечь.
– Как вас угораздило?
– К окну подошел, – морщится он. – Хотел посмотреть, что происходит. Вот и поймал пулю, старый дурак!
– Вы не старый и совсем не дурак! Вон сколько раненых спасли!
Улыбается бледными губами. Доброе слово и раненому приятно.
– Теперь вы главный хирург, – говорит тихо.
Осторожно поднимаю его с табурета. Леокадия подскакивает, кладет здоровую руку раненого себе на плечо. Вдвоем отводим Карловича в кабинет. Сестры застилают диван, взбивают подушку. Освобождаем доктора от одежды, кладем и укрываем одеялом.
– Идите! – говорит он. – Один полежу. Нечего тут сидеть – рана легкая.
Выходим.
– Принесите ему чаю! – говорю сестра. – Сахара побольше. Ему надо кровь восстановить.
Кивает и убегает. Идем коридором. Навстречу несется казак в плоской фуражке. Замечает нас и подскакивает.
– Ваше благородие! Тимку ранили, кровью истекает. Спасите, век буду Бога молить!
Замечаю в коридоре санитаров с носилками. Подбегаю к ним. На носилках – казак без сознания. Лицо бледное, глаза закрыты. Щупаю пульс – частый, но с хорошим наполнением. Левый бок в крови. Поднимаю мундир – повязка пропитана кровью. На нее пошло нижнее белье. Индивидуальные перевязочные пакеты здесь есть, но пока не распространены.
– Раненого – в операционную!..
Спустя час выхожу в коридор. Навстречу бросается тот же казак. Глаза шальные.
– Будет жить! – киваю. – Я ему селезенку удалил.
– А як жа?..
– Без селезенки люди живут. Не волнуйся, казак! Сядет в седло Тимка, причем скоро. Не удалить не мог – селезенку пополам развалило. Как это произошло?
– Герман палашом ткнул. Я его срубил, а потом гляжу – Тимка за бок держится и с седла ползет. Успел подхватить… Перевязали как могли – скорее сюда. Думал, не довезем. Брательник он мне. Так жить будет?
– Гарантирую. У меня еще никто не умирал.
– Благодарствую, ваше благородие! Примите, не побрезгуйте!
Сует мне что-то в руку. Часы, наручные. Большой, серебряный корпус, красивый кожаный ремешок. На циферблате надпись – «Longines». Швейцарские. Ремешок затерт – носили. Наверняка трофей. Придираться не будем. Часов у меня нет – почему-то не оказалось в вещах Довнар-Подляского, которые привезли из роты. Возможно, не было, а может, и приватизировали. Застегиваю ремешок на запястье.