Раиса Степановна Горбаткова вспоминает: «Когда немцы гнали колонну наших пленных из-под Сталинграда, мама сказала, чтобы мы понесли им еды. Я набрала картошки, морковки, свеклы и бросала пленным. Подскочил немец и ударил меня кованым ботинком по ноге ниже колена. На третий день нога у меня воспалилась. У нас в хате поселились немцы, какие-то некрасивые все, толстые, рыжие и мордатые. Они ремонтировали мотоциклы. Я лежала в комнате на кровати, а потом зашел немец, увидел мою ногу, закричал:
– Век, век, шайзе! (вон, вон, гадость!)
Нас всех выселили в коровник, я лежала рядом с коровой, жили мы в хлеву и в окопе. Меня брат тягал в окоп во время бомбежки. Потом корову угнали немцы, стало нам совсем худо, пока не пришли наши. Я семь лет была прикована к постели, нога гнила, и я не могла потом долго на ноги подняться. Только когда голод кончился, в 1950 году, Бог помог на ноги встать».
Мы обратили внимание, что жители считали за доброту иногда просто то, что немцы их не трогали или что просили о каких-то услугах, а не приказывали хозяевам тех домов, где размещались. Вспоминает Антонина Алексеевна Ниценко: «У нас была дойная корова. Пришел молоденький офицер в портупее, посмотрел на деток и говорит:
– Млеко киндер? (дети молоко пьют?)
Мама сообразила, в чем дело, и предложила, что один день весь удой им будет отдавать, а один день мы его будем пить. Офицер обрадовался. И мы честно отдавали им через день столько молока, сколько надоится. А во дворе у нас была копна сена и копна соломы. Рядом по соседству находился комендант железнодорожный, и вот один шофер повадился в морозы машину радиатором затыкать в стог, чтобы она легче заводилась. Раз так сделал, второй… Мать забеспокоилась, что корова не станет есть вонючее от бензина сено, что тогда? Пожаловалась тому офицеру, что за молоком приходил. А он сказал, чтобы пожаловались коменданту, ведь он тоже молоко пьет. И мама, обмирая от страха, пошла к коменданту. Тот выслушал через переводчика, ничего не сказал, а мать была рада, что вернулась жива. Больше тот шофер так не делал».
На восстановительные работы на железной дороге заставляли ходить и местных жителей. У людей просто не было выбора: или работать на оккупантов тут, или угонят в Германию. Этого боялись больше всего. Доходили слухи о мучениях в концлагерях, видели, как обращались с военнопленными немцы. Даже если повезет и попадешь к хозяину, а не в лагерь, то все равно будешь на положении раба. Иного отношения не ждали, видели, как здесь к местным относятся, но на родине все же проще, чем в чужом краю. Вспоминает Любовь Корнеевна Авдеенко: «Были девушки, которые, чтобы не угнали в Германию, гуляли с немцами. Им потом, когда пришли наши, за предательство дали по 10 лет лагерей, но они отсидели, живут себе благополучно до сих пор. А те, которых угоняли, многие погибли в концлагерях. Одну чуть не убил ее дед за то, что гуляла с немцами. Она от позора уехала в Краснодарский край к деду, а он узнал