От крика мальчика содрогнулся шумный проспект города, и все внимание было приковано только к нему.
4.
– Это так унизительно торчать здесь, когда все журналисты находятся сейчас на выставке скандинавского фольклора. По слухам там будет сам Джес Оксфольт – а он тот еще скандалист. Сколько же всего я могу упустить из-за такой вот ерунды! – с этими словами Чарли Фленсик демонстративно закатил глаза и, перекинув небрежно фотоаппарат через плечо, удалился в другую комнату, оставив присутствующих в полнейшей растерянности.
Квартира, что некогда снимала Антони Мармальд – начинающая юная балерина, которая к слову уже стала примой Балетного театра, была наглухо забита людьми. Здесь настолько было не продохнуть, что втиснуться в эту толпу казалось крайне сложно.
Поначалу, когда Май разрыдался на всю улицу жутким плачем, к нему тут же кинулись местные полицейские, которые следили за порядком. И вот спустя жалких полчаса возле двери уже толпились мимо проходившие зеваки, цирковые артисты, выступающие на соседней площади, которые по их словам, прибежали, прервав очередное шоу; повар с булочной напротив, кухарка и прачка из соседнего дома, два адвоката из того же здания, юристы, пресса мелких издательств, шесть частных детективов, которые тут же умудрились затеять драку, и во главе всего этого находился Мур Лисц, которого самым несправедливым образом прибывшие полицейские не пускали в квартиру. И даже когда Мур им представился, они только поспешнее закрыли перед его носом дверь. Мая он больше не видел – паренька ловко утащил прибывший на место преступления психолог.
Но тут дверь перед детективом волшебным образом распахнулась – и перед ним предстал человек, которого он меньше всего желал видеть из всех людей когда-то и ныне живущих. Этот молодой человек был стройного телосложения, изысканно одетый, с русыми волосами и карими глазами. Его черты лица были по – лисьему так же остры, как и его язык. И хотя его улыбка поначалу казалась приятной и добродушной, то со временем, если вглядеться, она превращалась в ехидную и пренебрежительную ухмылку. И становилось совершенно ясно, что перед вами тот, кто не пощадит ни одну живую душу в погоне за своими гнусными и отвратительными целями. Это был не кто иной, как Чарли Фленсик – журналист, который когда-то очень сильно подпортил жизнь Муру Лисцу.
– Что ж, это конечно так нелепо сейчас прозвучит, – заговорил он, словно змея выплевывая яд, – вас, Мур Лисц, просят зайти. Мне выпала огромная честь доложить вам об этом лично. Ой, что это я так распинаюсь, будто вы государственный служащий, вы же теперь пали так низко, что обычные постовые смотрят на вашу персону сверху вниз.
– Здравствуйте, дорогой Чарли, безусловно, вы как всегда чертовски правы. Но хочу заметить, что, однако смотреть на вас так же тошнотно, как и читать ваши статьи в утренней газете.
– Весьма признателен, – улыбнулся Фленсик, пропуская Мура, что бы тот вошел, – но разве не благодаря моим «тошнотным»,