Этот день посвящения был всего лишь одним из сотен – нет, тысяч – подобных дней, и я точно не знаю, когда впервые начал понимать, что конкретно говорят мои спутники. Однако это время наступило, и вскоре, – я не слишком долго оставался самым наивным.
Мой первый выход в город оставил в душе ощущение истинного чуда. Высокое небо было кобальтово-голубым, а с моря дул свежий, влажный, прохладный бриз. Несущиеся мимо облака сбивались в кучки – они были точно такими же, как на картинах Мастера, что лишний раз свидетельствовало о том, что его творения не лгут.
И когда мы по особому разрешению вошли в храм дожей, в собор Сан-Марко, и я впервые собственными глазами увидел его мерцающие золотом мозаики на куполах и арках, у меня буквально перехватило дыхание. Но мне предстояло испытать еще одно суровое потрясение: на фоне всего этого великолепия мрачно застыли фигуры знакомых святых.
Обитатели этих сияющих золотом стен – холодные, с миндалевидными глазами, в свободных строгих одеяниях, с неизменно сложенными для молитвы руками – не представляли для меня тайны. Я узнавал их нимбы, узнавал крошечные дырочки в золоте, проделанные для того, чтобы оно сверкало еще волшебнее. Я чувствовал осуждение бесстрастно взиравших на меня бородатых патриархов и потому остановился на полпути, полумертвый, не в состоянии идти дальше, а потом и вовсе опустился на каменный пол. Мне стало плохо.
Меня вывели из собора. Шум на площади казался оглушительным – я словно постепенно все ближе продвигался к некой чудовищной развязке. Я хотел сказать моим друзьям, что она неизбежна и что их вины в этом нет.
Мальчики разволновались. Ведь помимо этого храма я видел многое другое. Почему же меня так напугал именно он? Я не мог что-либо объяснить. Ошеломленный, весь в поту, я безвольно лежал, прислонившись к колонне, а они тем временем старались успокоить меня, объясняя по-гречески, что, да, собор действительно очень старый, что он построен по образцу византийских церквей, что в Венеции вообще много византийского.
– Наши корабли веками торгуют с Византией. Мы – морская империя, – говорили они.
Я старался воспринять их слова.
Но, несмотря на страдания, мне стало ясно, что это место отнюдь не предназначалось для того, чтобы подвергнуть меня Божией каре. Я покинул его с той же легкостью, с какой и вошел. Окружавшие меня мальчики с приятными голосами и ласковыми руками протягивали мне холодное вино и фрукты, чтобы я поскорее пришел в себя, и не предполагали, что это место может представлять для меня какую-либо опасность.
Слева от нас я увидел набережные и гавань. Потрясенный красотой деревянных судов, я бросился в ту сторону. Они стояли на якоре по четыре-пять