Они показались мне очень красивыми: флорентийское золото и серебро, немецкие флорины, богемские грошены, замысловатые старинные монеты, отчеканенные при дожах, как прежде называли правителей Венеции, старые экзотические монеты из Константинополя. Мне, как и другим, выдали маленький мешочек со звенящими, бренчащими деньгами, и мы привязали наши кошельки к поясам.
Заметив, что в одной из лавок я во все глаза уставился на привлекшее мое внимание маленькое чудо, один из мальчиков купил его для меня. Это были тикающие часы. Я не мог постичь их устройство, и никто толком не мог объяснить мне, что это за крошечная тикающая вещица, усыпанная драгоценными камнями. Наконец я потрясенно осознал: за странным стеклом и драгоценной, филигранно выполненной, разноцветной оправой скрываются крошечные часы!
Я сжал их в ладони, и у меня закружилась голова. До сих пор мне приходилось видеть только огромные часы на стенах колоколен и башен.
– Теперь я ношу с собой время, – прошептал я по-гречески, взглянув на своих новых друзей.
– Амадео, – сказал Рикардо, – сосчитай мне часы.
Я хотел сказать, что это невероятное открытие исполнено какого-то смысла, важного лично для меня. Это послание из другого мира, слишком поспешно и опасно забытого. Время перестало быть временем и никогда больше им не будет. День уже не день, а ночь – не ночь. Я не мог это выразить ни по-гречески, ни на любом другом языке, ни даже в моих бредовых мыслях. Я стер со лба пот. Яркое итальянское солнце заставляло щурить глаза. Высоко в небе носились огромные стаи птиц, похожих на крошечные росчерки пера, по чьей-то воле замахавшие в унисон с крыльями.
– Мы живем в огромном мире... – ни с того ни с сего прошептал я.
– Мы – в его сердце, в величайшем его городе! – прокричал Рикардо, проталкивая меня сквозь толпу. – И, черт возьми, прежде чем нам придется провести долгое время взаперти, за стенами портновской мастерской, мы полюбуемся им и насладимся!
Для начала мы решили заглянуть в кондитерскую, где нас ждали чудесные лакомства из шоколада с сахаром и приторные, липкие ярко-красные и желтые сласти, названия которых я не знал.
Один из мальчиков показал свою книжку с повергшими меня в ужас напечатанными изображениями мужчин и женщин, слившихся в плотских объятиях. Это были новеллы Боккаччо. Рикардо обещал мне их почитать и сказал, что это на самом деле отличная книжка, чтобы учить меня итальянскому языку. И он научит меня читать еще и Данте.
Боккаччо и Данте – флорентийцы, сказал один из мальчиков, но в целом они не так уж и плохи.
Мастер любит всевозможные книги, сказали мне, и посоветовали не скупясь тратить на них деньги, ибо этим он всегда доволен. А еще мальчики добавили, что приходящие учителя сведут меня с ума уроками, что все мы должны изучить studia humanitatis, куда входят история, грамматика, риторика, философия, древние авторы и еще многое другое. Значение всех этих незнакомых,