Николай аккуратно сложил листок бумаги со стихами и спрятал в нагрудный карман.
Вместо четырех дней, обещанных командиром клипера, «Джигит» добирался до Шанхая десять суток. Шел морем, «аки посуху». Казаки сблизились с матросами, шутили, зубоскалили. Рассказывали про Пекин, про службу при посольстве.
– У нас переводчик, – рассказывал Курихин о Попове, – вот те крест! – гипнотизер. Ты перед ним, што муха по зиме: не хочешь, а заснешь. И камнем станешь, и деньгу, какая есть, отдашь – ни ай, да ну!
– Это как же? – крутили головами матросы. – Стало быть, он с чёртом заодно?
– Да с каким там чёртом! – отмахивался Курихин. – Сила в ём такая: много знает. Он, если што, зацепит кулаком, считай – мертвяк.
– Скажи, Ероха?
Урядник Ерофей Стрижеусов согласно кивал:
– Учился, стало быть. Китайцы – народ мудрый.
– Шибаи, – сказал матрос в штанах из белой парусины и заговорил о наболевшем. – Ахвицерам, чо? Особливо в порту? Всех и делов-то: в ресторации кутнуть, а нашему брату тяжельше: на нем трудов на семь потов, да опосля стоко же. – Он помял лицо рукой, словно с похмелья, и злобно ругнулся. – Язви ево в душу, энтое море!
Тент, натянутый на баке, спасал от палящего солнца. Надраенная корабельная медь слепила глаза.
– Одначе, станишные, чую, не скоро мы взад возвернёмся, – вздохнул хорунжий, расстёгивая на груди чекмень. – Ежели чиво, то чиво, а ежели, конешно, што и говорить. – Короб со своими поделками он оставил у Попова, в монастырской гостинице, но всё равно тревожился за его сохранность.
Со стороны камбуза несло кислой капустой и подгорающим маслом.
– Во сне девки весельше, – ухмыльнулся Курихин, принявшийся разглядывать предложенные ему конопатым вестовым матросом бесстыдные открытки с изображением обнажённых японок в откровенно-непристойных позах. У многих в волосах были розы, а на шеях – банты. Одни из них сосали собственный палец, другие умильно строили глазки, а третьи…
Впрочем, рассматривать было некогда, надо было двигаться вперёд, сходить на берег – клипер «Джигит» вошел в устье реки Янцзы и бросил якорь рядом с фрегатом «Светлана», пришедшим из Средиземного моря. По левому и правому бортам раскинулся город Шанхай. Причалы, набережная, разновеликие складские помещения. Всё как во всех портовых городах. Таверны, лавчонки, постоялые дворы, причём один из них расположен напротив тюрьмы, из которой по ночам раздавались душераздирающие крики.
Командир фрегата капитан 1-го ранга Чихачёв весело сообщил, что шёл из Вилла-Франки без остановки, ведя на буксире больше тысячи миль корвет «Посадник» и клипер «Наездник», чьи машины вышли из строя и требовали капитального ремонта.
Познакомившись с радушным и деловитым Чихачёвым, оказавшимся к тому же его тёзкой, старшим на два года, Игнатьев тотчас перебрался на фрегат, велел поднять посольский флаг и отправился к американскому консулу Гарду, недавно