– Кто-то идет, – прохрипел домашний диспетчер. Мимо проходили люди, и всякий раз диспетчер не мог определиться, надо ли выражать озабоченность.
Дверные куранты, столетний покрытый патиной медный антиквариат, неуклюже задвигались и зазвонили. Ричард представил, как они стряхивают пыль; их редко беспокоили. Он сложил стул и сгорбился возле двери, глядя в позеленевший медный глазок.
Женщина, черные волосы, длинное серо-оранжевое платье, сжимает плетеную сумочку. Надин Престон.
– Приветик, – сказала она, наклоняясь к глазку. – Я подумала, тебе кисло.
Ричард открыл дверь.
– Входи, – сказал он похоронным голосом и посторонился. Затем кашлянул и покачал головой, отгоняя мрачный настрой. – Пожалуйста, заходи. – Всегда он приходил к ней, не наоборот, чтобы не навязывать свое общество в неудачное время. Интересно, подумал он, меня должна тронуть ее забота?
– Тебе кисло? – спросила она жизнерадостно.
– Отчасти, – признался он.
– Тогда тебе необходима компания.
– Пожалуй, да, наверное, – согласился он.
– Что-то мало восторга. Ты ел?
Он покачал головой.
Она открыла сумочку и достала вакуумную упаковку вечного мяса.
– С этим я могу творить чудеса, – заявила Надин. – Есть картошка?
– Сушеная, – сказал он.
– У нас будет пастуший пирог.
– Спасибо, что пришла, – сказал он.
– Ты мне не всегда рад, – сказала Надин, скромно глядя на ковер. – Но я знаю, когда тебе необходим кто-то, и сегодня тебе не следует спать одному.
У пастушьего пирога был славный вкус картошки, сдобренной солью и чесноком, и это напоминало ему Надин, женщину соль-с-чесноком. Пока они ели, она рассказывала истории из жизни визоиндустрии теневой зоны, какой она ее знала когда-то, и нынешней, с которой еще имела дело. Это уводило его мысли от проблемы сегодняшнего дня, пока не образовался разрыв между ним и недавними воспоминаниями, и он слушал ее, до того усталый, что видел бледные призраки галлюцинаций. Синяя фигура в плаще на границе поля зрения.
– Ту сцену они снимали с музыкой, – рассказывала Надин о производстве какого-то визиофильма десятилетней давности. – Режиссеру нужно было показать, что музыкант, виолончелист, стал играть действительно намного лучше, чем раньше, и наш спец по звуку сказал: да, но у нас уже лучший саундтрек, какой мы можем записать. Когда он играет на виолончели, лучший виолончелист в мире играет за него, а контраста нет. Тогда режиссер говорит: «Возьмите виолончелиста с подземного перехода». Вот как. С подземного перехода. Когда лучшее недостаточно хорошо, делаешь шаг за грань, в откровенно плохое. Чудесно, да? – Она широко улыбнулась, ее рука замерла в демонстративном взмахе, и он вежливо кивнул, усмехнувшись, да, так и бывает. Ричард поневоле оставался вежливым и добрым к ней, когда она бывала в таком настроении и история