Он замолчал, огорченный краткостью своего выступления.
«Наверное, не успел убедить».
Молчал и Совет.
– Выгодное вложение, – негромко произнес Торгвальд, не теряя сонного вида. – Кстати, хорошая новость, Рахат. Наконец-то полезные человечеству люди будут достойно вознаграждаться.
– Что за нелепица, – громко сказал Митякис.
– Вы не видите перспектив, – холодно парировал Торгвальд. Он словно бы стряхнул с себя сонливость.
– Дело не в…
– И никогда не видели дальше собственного носа. Ну а чтобы предложить Совету что-то более близкое и весомое, скажу, что два часа назад я дал задание экономистам рассчитать эффект рекламной кампании, а та шумиха, которая вот-вот начнется, когда наши пионерские действия осветят все мировые СМИ, – это она и есть, прибыли компании возрастут в два с половиной раза. Это только долгосрочные, а в течение ближайшего года – десятикратно. Не понимаю, что здесь еще можно обсуждать. Нам представился блестящий шанс, и было бы глупо его упустить.
Торгвальд посмотрел на Митякиса и усмехнулся.
Рахат, как всегда, не вышел из здания сразу, а задержался у стойки ресепшена. И с радостью отметил, что Кармель улыбается ему намного теплее, чем Олжасу.
– До завтра, – сказал он.
– До завтра. Ты теперь герой!
– Я и вчера им был, – сказал Рахат и торопливо отошел. Торопливо от того, что, кажется, переборщил.
Он шел к гостинице и думал обо всем, что случилось за день. О битве, не менее славной, чем тогда, на берегах Амазонки. О своем новом союзнике и будущей карьере. О нажитом опасном враге и улыбке Кармель. И о том, как изменился его личный счет.
4. Superman
Приходин старательно глядел в иллюминатор. Когда из-за облаков не видно землю, это особенно скучно, но летел он впервые и хотел впечатлений. Тряхнуло неожиданно и сильно, из-под крыла ударила густая черная струя. Кто-то закричал, крик подхватили. Часто вздрагивая, будто смертельно раненный, но еще живой организм, самолет заваливался набок. В желудке вспыхнула морозная пустота. За стеклом иллюминатора стремительно поднималась стена облаков, нарастал отовсюду вибрирующий свист. Приходин увидел тугое багровое пламя, жадно охватившее турбину.
Он извернулся и отстегнул ремень. Когда самолет упадет, будет взрыв, который уничтожит все. Нужно попытаться сохранить самое ценное.
Сквозь тряску и крики Приходин пробирался к выходу. Какой-то толстяк с выпученными глазами, глядя на него, задергал суетливо замочек ремня.
Разгерметизация уже никому не повредит – экипаж и пассажиры погибнут в любом случае. Приходин знал, что умрет тоже, но еще мог спасти свою личность.
Рычаг не поддавался. Приходин наваливался и не мог упереться: самолет трясло, переворачивало. Толстяк, отстегнувшись, вывалился в проход и полз к нему. Приходин поджал ноги и повис на рычаге. Он чувствовал, как теряет вес: в салоне летали чемоданы, пакеты, стаканчики. Толстяк, оскалившись, цепляясь за кресла,