Поклонившись, иезуиты молча направились к выходу, когда голос отца Мараффи заставил внутренне содрогнуться де Аргуэлло:
– А вас, сын мой, я попрошу остаться на исповедь. «Всему свое время, и время всякой вещи под Небом: время рождаться, и время умирать; …время разбрасывать камни, и время собирать камни…»121
Глава 4
– In principio erat Verbum, a Verbum erat apud Deum, а Deus erat Verbum122. Ты, конечно, знаешь эти строки Откровения, сын мой. Присядь. Теперь ты первый советник и отец-военачальник нашего Ордена в этих местах. Доверие его преподобия к тебе, сын мой, велико, но помни… не безгранично. Ты сообщил нам радостную весть – гонец из Мадрида мертв, впрочем, сейчас это неважно. Майор де Уэльва с первого шага был патриотом проигранного дела. Этот кадисский выкормыш слишком высоко воспарил. А когда человек столь быстро взлетает, поневоле начинаешь думать: не заложил ли он душу дьяволу. Черная неблагодарность, мой друг, губит людей… Но перейдем к делу: у андалузца был пакет, который он пытался доставить в Монтерей твоему отцу. Не горячись, сын мой, твой отец всегда доказывал короне и церкви, что он мужественный, достойный человек, но…
– Что «но»? – черные глаза лейтенанта опалили отца Мараффи. Следуя взглядом по фиолетовым бухточкам и фиордам родимого пятна на монашеском лице, он встретился с глазами наставника и увидел в них глубокое, мучительное беспокойство, столь знакомое ему по собственному отражению в этих застывших зрачках. Однако сей проблеск души тут же исчез: иезуит опустил глаза, щелкнул «зерном» четок и ровно сказал:
– …но и опасный враг. Не торопись, выслушай меня! – Черты лица посланника Монтуа смягчились. Всем своим видом он демонстрировал настрой на доверительный лад, что ему действительно важен и необходим разговор на равных, и значит ему, Сальваресу, первому советнику падре Мансано, следовало переломить в себе волнения за род-ного отца и ощутить себя ныне не солдатом короля, не сыном губернатора Монтерея, а верным и покорным слугой Ордена.
Взгляд Мараффи стал жестким, и Сальварес, похолодев душой, интуитивно понял: выход у него один – смирение, иначе его ждал конец капрала Вентуро, оставшегося сторожить лошадей.
– Падре, у меня нет грехов, в которых мне надо раскаиваться,– сорвалось с его побелевших губ.– Всегда и везде я следовал лишь приказу нашего генерала.
– Ты за нас или против? – взгляд настоятеля прикипел к лицу драгуна.
– Я за Новую Испанию…
– Мы тоже за нее, сын мой.
– Но почему вы тогда задаете мне такие вопросы? Разве доверие нашего пастора не доказывает мою верность вам? Разве этого хочет Иисус?
– Пути Господни неисповедимы.
– Откуда вы, падре, знаете мнение Бога?
– Я говорю лично от имени церкви, сын мой, коя является инструментом Господа на земле. Я советую тебе взять верх над темными заблуждениями и просветить свой разум. Открой сердце моим