Евнух не обратил внимания на вилку, а прямо полез своими коричневыми толстыми пальцами в миску, взял грибок и захрустел.
– Чох якши! – зажмурился он.
– Ну-ка, Федюша, налей гостю еще! – сказал племяннику Кутузов. – Да скажите ему, что грибки надо есть с хлебом.
Посмотреть на стража султанских жен собралось чуть ли не все посольство. Офицерская молодежь просила Михаила Илларионовича, чтобы он позволил спросить евнуха, хорошо ли ему жить среди стольких прекрасных девушек.
– Это непристойно: вы же знаете, у кого спрашиваете! – возразил Михаил Илларионович.
– Да ведь он пьян! – убеждал дядю Федя Кутузов.
– Ну спрашивайте! – махнул рукой Михаил Илларионович.
Евнух рвал руками копченого сига, исправно закусывая после очередной чашки, когда ему перевели нескромный, каверзный вопрос молодежи. Он секунду помолчал, обвел осоловелыми глазами улыбающихся офицеров и дипломатично ответил:
– Десять повинующихся женщин доставляют меньше хлопот, чем одна повелевающая!
Михаил Илларионович улыбался:
– Остроумно ушел от неприятного ответа, молодец!
– Пусть скажет, – обратился Федя Кутузов к переводчику, – почему у них заведено многоженство. Разве одной мало?
Турок, услышав вопрос, вынул из хрустальной вазы, в которой стояли розы, белую.
– Эта роза прекрасна? – спросил он.
– Прекрасна.
Евнух вынул вторую, алую:
– А эта?
– Прекрасна!
Турок вынул третью, черную:
– А эта?
– Прекрасна!
Евнух сложил все три розы в букетик и сказал с важностью:
– А все вместе они еще прекраснее!
– Да он совсем дипломат! – похвалил, улыбаясь, Михаил Илларионович.
– Дядюшка, а можно спросить: какие ему больше нравятся – худые или полные? – пристал Федя Кутузов…
– Ваше высокопревосходительство, пусть он ответит на это, – хором подхватили просьбу товарища молодые офицеры.
– Ну, валяйте!
Евнух уже осушил штоф. Теперь он долго вылавливал из миски скользкие белые грибки, глаза его блестели: посланец кызлар-агасы был навеселе.
– Он говорит, что вместо ответа расскажет вам, как один паша устроил в своем гареме спор, кто из одалисок красивее – белая или черная, тонкая или толстая, – сказал переводчик.
Все приготовились слушать. Евнух вытер ладонью рот и начал. Он говорил, а переводчик вслед за ним переводил на русский язык. Турок сидел, точно в кофейне, где любят рассказчиков и где охотно слушают.
– И вот паша обратился к белой: «Говори о своей красоте ты». Одалиска сказала: «Цвет мой – царь всех цветов. Белый цвет – цвет чистоты и непорочности. Цвет розы, цвет снега, падающего с неба. Цвет молока, дающего жизнь животным. Цвет кисеи, которую правоверные употребляют для чалмы. И разве может сравниться с белым цветом черный? Разве ночь может быть ярче светлого дня?»
Когда