Они протискались сквозь текучую, праздную праздничную толпу. Над их ушами кричали продавцы калачей, пышек, ароматного имбирного сбитня, меда, кваса. Во всю мочь дудели, свистели продавцы глиняных лошадок и деревянных свистулек. Тянули за рукав к своим ларькам торговцы конфет, пряников, орехов, царьградских стручков.
Но Катя устремлялась все дальше, к балаганам, к ледяной горе, возвышающейся над всем широким лугом.
Вот наконец первый балаган с красным кумачовым занавесом. И перед балаганом, на шатком дощатом балкончике, – дед-зазывала.
Он в сером кафтане, подпоясанном зеленым ямщичьим кушаком, в громадных лаптях, в лохматой, волчьего меха, шапке, обшитой красной тесьмой. У него длинная льняная бородища и озорные голубые глаза.
Дед-зазывала весело, молодым, двадцатилетним голосом кричит:
Эх, для ваших для карманов
Сколь понастроено балаганов,
Каруселей да качелей
Для праздничных веселий!
А ну, шевелись, веселись,
У кого денежки завелись!
– Заглянем к нему в балаган? – спросил Кутузов.
– Нет, у них самое интересное на виду, а не внутри. Мы походим, послушаем. Так будет разнообразнее и веселее, – ответила Катя, и они пошли дальше.
Возле следующего балагана такой же разбитной дед потешал, зазывал, но по-иному:
Задумал я жениться,
Не было где деньгами разжиться,
У меня семь дураков —
Медных пятаков
Лежат под кокорою…
Сам не ведаю под которою…
Катя шла не останавливаясь.
– Подождем, послушаем, – предложил Михаил Илларионович.
– А вы что, не собираетесь ли жениться? – лукаво взглянула на него Катя.
– Собираюсь…
– Пойдем, пойдем! У него женитьба невеселая. У невесты вон какое приданое, слышите?
Они замедлили шаг. А дед под хохот толпы перечислял приданое своей невесты:
Липовых два котла, да и те прогорели дотла,
Сито с обечайкою да веник с шайкою,
Чепчик печальной из материи мочальной,
Кожаная самара[4] да рваных лаптей пара…
– А ведь этот дед не без ехидства, – улыбнулся Кутузов, – Заметили, как он сказал: «чепчик печальной». Это ведь последняя парижская мода. Так и называется: «чепчик печальный».
– Да. Есть еще чепчики «подавленных чувств» и «нескромных жалоб», – смеялась Катя. – Дед не отстает от века. Я ж говорила вам, что зазывалы интереснее прочего.
– Когда моя бабушка выходила замуж в одиннадцать лет, ей в приданое дали куклу, – вспомнил Кутузов.
Но Катя не поддержала разговора о свадьбе. Она была поглощена разворачивавшимся вокруг действием.
На их пути встал со своим ящиком с картинками раешник. Он издалека приманивал:
Подходи,