Или еще:
«Я, более или менее средний молодой человек России, нес свою шкуру на алтарь гражданской войны вовсе не из-за банков, железных, дорог, акций или платного или бесплатного раздела земли. Не из-за этого несли свою шкуру и другие юноши России. Ни колхозов, ни концентрационных лагерей, ни голода, ни вообще всего того, что совершается в России сейчас, мне еще видно не было. Пророчества Герцена, Достоевского, Толстого, Розанова, Лермонтова, Волошина и других, которые я знал и тогда, совершенно не приходили в голову, скользили мимо внимания. Я, в отличие от большинства русской интеллигентной молодежи, действительно питал непреодолимое отвращение ко всякому социализму, но во-первых, против большевизма подняла свои штыки и та интеллигентная молодежь, которая еще вчера была социалистической, и та рабочая молодежь, которая еще и в годы гражданской войны считала себя социалистической»206.
Конкретики так мало, что любой факт приобретает повышенную ценность. Однако для того, чтобы собрать в какую-то логическую цепочку встречи и разговоры, события и впечатления нужен если не стержень, то хотя бы ниточка, на которую можно нанизать жемчуг известного. А уж что нанизывать – есть.
Вот Киев, 1918 год:
«…в германском Киеве мне как-то пришлось этак «по душам» разговаривать с Мануильским – нынешним генеральным секретарем Коминтерна, а тогда представителем красной Москвы в весьма неопределенного цвета Киеве. Я доказывал Мануильскому, что большевизм обречен – ибо сочувствие масс не на его стороне.
Я помню, как сейчас, с каким искренним пренебрежением посмотрел на меня Мануильский… Точно хотел сказать: – вот поди ж ты, даже мировая война – и та не всех еще дураков вывела…
– Послушайте, дорогой мой, – усмехнулся он весьма презрительно, – да на какого же нам чорта сочувствие масс? Нам нужен аппарат власти. И он у нас будет. А сочувствие масс? В конечном счете – наплевать нам на сочувствие масс…»207.
А вот примерно в то же время и, надо полагать, в том же месте, совсем неожиданно всплывает спортивный сюжет:
«…и еще в 1918 году провел со Збышко-Цыганевичем почти двухчасовую борьбу вничью»208.
Имеется в виду польский атлет Станислав Збышко-Цыганевич, носивший титул чемпиона мира по борьбе с 1919 по 1923 год. Каким ветром занесло его в «неопределенного цвета» Киев – одному Богу известно.
Проходит год, и вновь на первом месте – политический контекст:
«…после беседы с генералом Драгомировым в Киеве 1919 года, увенчавшей собою длинный каталог совершенно трагических наблюдений, стало ясно: по чисто политическим причинам Белая армия обречена на разгром. Практических выводов из этого теоретического прогноза я тогда не сделал»209.
Свернем немного на узкую дорогу родственных связей, в известной степени продолжающую киевскую