Изо всех сил прижав ладонь к ране, Мика побежал. Воздух был неподвижен, и он не слышал ничего, кроме звука собственных шагов.
Что бы это ни было, теперь оно возвращалось. Потоки воздуха проносились мимо, бешено кружась, дёргая за плащ и норовя сорвать шляпу, и он почувствовал, как что-то ударилось о рюкзак на его спине.
Он оглянулся. Ужасающего вида копьё целилось ему в голову. Он успел увернуться, и оно отскочило от его плеча.
Он пробирался через запутанный лабиринт ущелий, пригибаясь и то и дело приседая. Рука была липкой от крови, которая сочилась сквозь пальцы. Он уворачивался от падающих камней и валунов, спотыкался о насыпи; в голове всё плыло, ноги слабели.
Кровь капала на камни. Дышать становилось всё труднее.
Он всё бежал и бежал. Вот уже высокие зубчатые скалы остались далеко позади; вот уже и то, что преследовало его, перестало за ним гнаться; вот уже и ночь накрыла его вязким туманом. А он продолжал бежать.
Силы покидали его, ноги отяжелели и при каждом шаге грозили подкоситься. Он с трудом сглатывал, хватая ртом воздух; боль в груди усиливалась, будто в его плоть всё глубже ввинчивали острый клинок. Мика рухнул, затем снова заставил себя подняться на ноги. Он еле-еле плёлся вперёд.
И тут он увидел его прямо перед собой: жёлтый свет в густом воздухе, будто сами камни были в огне. Секунду он колебался, но затем, шатаясь, направился к нему.
Тонкая струйка крови стекала на камни, по которым он ступал. Каждый раз, как он останавливался, кровь собиралась в маленькие лужицы; одна из них осталась у дверного проёма, через который он ввалился внутрь.
Он упал на колени и зажал обеими руками обильно кровоточащую рану, с трудом пытаясь отдышаться. Боль и тошнота накрывали его волнами. Голова кружилась, мерцающий свет и тени сливались в одно пятно. С тихим сдавленным стоном Мика провалился в небытие.
Глава двенадцатая
Мике снилось, что он снова там, в имении. Три месяца назад…
Гомон разгорячённых ликёром голосов разбудил Мику в его укрытии за бочками с дождевой водой в дальнем углу двора. Наступила ночь. Гости расходились, а окна балкона Серафиты были залиты золотистым светом ламп.
Он с трудом поднялся на ноги и подождал, пока голоса не стихнут, а затем прокрался через двор и оказался прямо под её балконом. Он задрал голову, приложил ладони ко рту и заухал, как сова. Её окна оставались закрытыми. Он снова ухнул, и его сердце бешено забилось: в проёме открывшегося окна появилась Серафита.
– Мика, – прошептала она. – Это ты?
Она оперлась на перила и посмотрела вниз. Их глаза встретились. Она нахмурилась.
– Я не думала, что ты придёшь.
– Прости, Серафита, – он в смущении шаркал ногами. – Но я ждал, когда разойдутся гости. У меня кое-что есть для тебя – к твоему первому празднику…
– Ну и? – спросила она. – Так и останешься там на всю ночь, болтаться одиноким петухом,