Еще Сулла ждал прибытия некоторых лиц, которые много значили для него, хотя он вряд ли любил их или в них нуждался: его жена, его близнецы, его взрослая дочь, его внуки… а также Птолемей Александр, наследник египетского трона. Они терпеливо ждали несколько месяцев под присмотром Хрисогона, вольноотпущенника и приближенного Суллы, сначала в Греции, потом в Брундизии, но к концу декабря они будут в Риме. Некоторое время Далматике придется жить в доме Агенобарба, но собственную резиденцию Суллы недавно начали отстраивать. Филипп, загорелый, красивый, прибыл с Сардинии, неофициально созвал Сенат и угрозами заставил этот запуганный орган проголосовать за то, чтобы из общественных фондов вернуть Сулле некогда конфискованное государством имущество. Спасибо, Филипп!
На двадцать третий день ноября диктаторство Суллы было официально утверждено и проведено законом. И в тот же самый день Рим проснулся и не увидел ни одной статуи Гая Мария – ни на Римском Форуме, ни на Бычьем и Овощном рынках, ни на перекрестках и площадях – нигде. Исчезли трофеи, развешанные в его Храме Чести и Доблести на Капитолии, пострадавшем от огня, но все еще хранившем вражеские доспехи, флаги, штандарты, все личные награды Мария за мужество, кирасы, которые он носил в Африке, при Аквах Секстиевых, в Верцеллах, в Альбе Фуценции. Статуи других людей тоже исчезли – Цинны, Карбона, старого Брута, Норбана, Сципиона Азиагена. Вероятно, потому, что их было значительно меньше, на их исчезновение отреагировали не так остро, как на исчезновение памяти Гая Мария. Сулла пробил огромную брешь, он оставил за собой целую аллею пустых цоколей, с которых было стерто имя ненавистного Мария, словно гермы с отбитыми гениталиями.
И в то же время пополз шепоток о других, более серьезных исчезновениях. Исчезали люди! Люди влиятельные, открыто поддерживавшие Мария, Цинну, Карбона или всех троих. В основном это были всадники, достигшие успеха в торговых и финансовых операциях, когда так трудно было это сделать. Всадники, которые получали от государства прибыльные контракты, или ссужали деньги своим сторонникам, или же обогащались другими путями благодаря присоединению к Марию, Цинне, Карбону или ко всем троим. Правда, ни один сенатор не пропал, и все же количество исчезнувших людей было настолько велико, что не заметить этого было невозможно. Несколько здоровых парней, числом десять – пятнадцать, стучали в дверь дома какого-нибудь всадника, их впускали, а через несколько минут они появлялись снова вместе с хозяином дома и уводили его – никто не знал куда!
Рим волновался. Рим стал понимать, что странствования его высохшего властелина представляли собою нечто большее, нежели