– Но разве никогда не обыскивают этих камер, чтобы узнать, не спрятан ли там спирт? – спросил мистер Пиквик.
– Конечно, обыскивают, сэр, – отвечал Сэм, – но тюремщики узнают заранее и предупреждают свистунов, а потом можете свистеть сколько угодно все равно ничего не найдете.
К счастью, дела Пиквика разрешаются самым чудесным образом. Оказывается, «облапошенная невеста» не заплатила своим адвокатам по счету за выигранное дело, и те, ничтоже сумняшеся, отправляют в долговую тюрьму и ее. Ей светит пожизненное (!) заключение, если она не заплатит. Прибыв в тюрьму, героиня сталкивается с Пиквиком и предлагает ему сделку: она отказывается от всех претензий, если только он оплатит ее расходы на адвокатов, взамен она даст письмо о том, что «с самого начала это дело было затеяно, раздуто и проведено этими субъектами… и она глубоко сожалеет о причиненном беспокойстве и взведенной на Пиквика клевете».
По расписке об уплате долга Пиквика освобождают из-под ареста. Он «вложил весь свой наличный капитал в приобретение двадцати пяти галлонов легкого портера, который он самолично распределил во дворе между всеми желающими». Пиквик выходит из тюрьмы, где его ждет дорожная карета. Между ним и слугой происходит такой диалог:
– Хотел бы я, сэр, чтобы эти лошади три с лишним месяца просидели во Флите.
– Зачем же, Сэм? – полюбопытствовал мистер Пиквик.
– А как же, сэр! – воскликнул мистер Уэллер, потирая руки. – Ну уж и помчались бы они теперь!
Глава 4
Знай свой шесток...
Банкротство в романе «История величия и падения Цезаря Бирото» Оноре де Бальзака
У Бальзака страхом долговой тюрьмы – в Париже это Сент-Пелажи – пронизаны многие произведения. Так, герой «Шагреневой кожи» Рафаэль корит себя за то, что когда-то выдал одиннадцать векселей:
Я был должником! Кто задолжал, тот разве может принадлежать себе? <…> Зачем я поедал пудинги а-ля чиполлата? Зачем я пил шампанское? Зачем я спал, ходил, думал, развлекался, не платя? В минуту, когда я упиваюсь стихами, или углублен в какую-нибудь мысль, или же, сидя за завтраком, окружен друзьями, радостями, милыми шутками, – передо мной может предстать господин в коричневом фраке, с потертой шляпой в руке. И обнаружится, что господин этот – мой Вексель, мой Долг, призрак, от которого угаснет моя радость… Да, укоры совести более снисходительны, они не выбрасывают нас на улицу и не сажают в Сент-Пелажи…[17]. В «Блеске и